Днем поработали с комендантом и его начальником штаба по вопросам самообороны. Молодцы мужики. Трезвые, толковые. Зам командира СВМЧ начал выламываться по поводу поддержки БТРами; комендант очень вежливо и корректно пригласил его на беседу в центральную комендатуру. После этого сразу выяснилось, что все вопросы можно решить и на месте.

Подписан большой приказ на присвоение званий досрочно и сверх «потолка» для младшего нач. состава.

Наших вошло в приказ 26 человек, всем подписали без малейших оговорок. Это — тоже признание. Очень рад за своих. В следующий приказ тоже наши попадут.

На рынок сегодня патруль усилили, вышла и группа приморцев. Местные сделали правильные выводы. Обошлось без инцидентов.

Владивостокцы ругаются черным матом. Умники сверху дали команду снять их блокпост. Потом сообразили, что без прикрытия остался стратегически важный мост. Да и в городе стало больше безобразий. Раньше блокпосты делили город на секторы и не позволяли бандитам шляться по городу с оружием. Пошла команда восстановить блокпосты. Но за сутки народ успел разворовать весь блок, включая бетонные плиты и мешки с песком. Все пришлось строить заново, наспех. Сегодня ребята будут нести службу полуприкрытые, без инженерных сооружений и минной системы.

Вечером собрались у замполита в уголке на кроватях, трепались «за жизнь». О политике разговор шел с использованием лексикона, далекого от дипломатического. О женщинах — ни слова. Начальник штаба приморцев вчера рассказывал: «Подарили мне плакат: вот такая Дарья с вот такими… так я его через два дня снял. Как ни посмотришь с кровати, а она все глазки строит».

26 апреля.

У Пушного в апреле будут два дополнительных дня рождения. Но по порядку.

Со вчерашнего дня собирались к морским пехотинцам из Владивостока. Приморцы наладили контакт с земляками, и те подарили им немало полезных в нашей жизни вещей. С учетом обещаний «духов» устроить серию терактов, а то и массовую бойню нам на 9 Мая, решили и мы прибарахлиться слегка. Можно было бы и поближе поискать, но здесь прибавилось другое соображение. В этой дивизии служат магаданские ребята, и матери попросили узнать, как у них дела, если будет хоть малейшая возможность.

Взял видеокамеру, но записать хоть одно «живое письмо» не удалось. Все батальоны разбросаны, добираться далеко. Основная часть на марше — уходят к железной дороге на погрузку, идут на замену. Но встретился с офицерами штаба и узнал главное — все магаданцы живы и здоровы, кроме того парня, что привезли перед нашим отъездом.

Морпехи — молодцы. Мы к ним приехали часов в 11–12, они попросили приехать к вечеру и сказали, что немножко помогут.

Кстати, сначала мы заехали в расположение какой-то части ВДВ. Вышел командир-подполковник. Выглядел молодцом: выбритый, подшитый, щеголеватый. Я объяснил нашу ситуацию, что остались практически без боеприпасов в ситуации серьезного обострения. Он брезгливо, через губу сообщил, что как-то дал «ментам» боеприпасы, а против него потом чуть уголовное дело не возбудили. Хоть бы придумал что-нибудь пооригинальнее. В этом-то бардаке! Сказал бы просто, что не дам, и все. Короче, белая кость не пожелала общаться с «ментами». К чести солдат-десантников, когда провожали нас к КПП, всю дорогу извинялись: «Братишки, вы не думайте, у нас не все такие гондоны. Но без его разрешения мы вам помочь не можем».

Ладно, бог ему судья.

А морпехи — просто молодцы. Нужно было после встречи с командованием пообщаться непосредственно с начальником склада арт-вооружения. Я правильно просчитал ситуацию и отправил на переговоры Носорога. Санкционировал любые виды контактов. Вечером Носорог вернулся в отряд в невероятном состоянии. Очень трудная штука — дипломатическая работа с прапорщиками из морской пехоты. Бойцы из сопровождения сказали, что назавтра к 18 нам обещали приготовить «гуманитарную помощь», а послезавтра братишки-дальневосточники уже уходят.

Сам я к 18 поехать не мог: была назначена другая встреча. Поэтому вечером я встал перед трудным выбором. Если отправить ребят, то вернутся они в 19–19.30, а это время уже опасное, хотя и светло. Но если не подъехать вовремя, то морпехи уйдут, и мы недополучим жизненно необходимых средств обороны. Это может, в случае серьезного боя, обернуться дополнительными потерями. Решили так: старшим машины собрался начальник штаба комендатуры. От наших поехали Пушной и Гангстер (как специалист-оружейник), а для охраны дал Пастора, Деда, Колю-2 и Волка. Решение оказалось правильным, и выбор удачным.

На обратном пути ребята проезжали под тем же мостом на Минутке, что и расстрелянные парни из Владивостокского СОБРа. Издали увидели, что в луже под мостом якобы застряли «Жигули» и возле них толкутся два чеченца. Пушной сразу подал команду «Внимание!», и ребята, понимающие друг друга с полуслова-полувзгляда, распределились: верх — низ, лево — право. Когда проехали мимо «Жигулей», один из чеченцев потянулся к багажнику, но Пастор рявкнул: «Куда! Руки на багажник!» — и тот замер. Тут же заметили автоматчика на крыше. Он успел дать одну очередь, но прицелиться ему не позволили, подавили дружным залпом. С другой стороны в окне мелькнул еще один. Его заметил Волк и отработал трассерами, сориентировав остальных. Прижали огнем и этого. Геройствовать, останавливаться, чтобы принять бой, не стали — и умницы. В машине лежало столько всякого добра с разнообразной начинкой, что от одного удачного попадания все дружно полетели бы до Магадана без пересадки.

Выскочили из этого коридора на полной скорости. Пробоин не было даже в машине, хотя 2–3 очереди «духи» успели отработать.

В машине — поленница «Мух», «Шмелей», огромный ящик с гранатами (штук двести), около 20 тысяч наших родненьких патронов 7,62. Живем!

Выслушав рассказ своих об этом событии, я пошел в комендатуру. Офицеры ужинали. Меня встретили, как именинника, и усадили на почетное место. Начальник штаба взахлеб рассказывал об этой перестрелке, кстати, его боевом крещении. Особенно восхищался хладнокровием, реакцией и наблюдательностью ребят: «Нет, как они сразу сообразили с этими «Жигулями»! И ты понимаешь — без всяких слов распределились, работают!»

Вообще, в этом городе любая поездка, даже за редиской на ближний базар, может обернуться потерями. Поэтому я запрещаю своим самостоятельные вояжи в город. Сам выезжаю и выпускаю других только при крайней необходимости. Ребята относятся с пониманием. Чужой и собственный опыт убедили самых упрямых.

После обеда нас собрал начальник ГУОШ генерал-майор Бабак, рассказал о подготовке «духов» к массовым акциям, о той травле, которую устраивают местные политики в отношении нас в ходе начавшейся здесь выборной кампании. Затем представил своего сменщика. Полковник из Новосибирска. Фамилию я не расслышал (Мамонтов. — Прим. авт.). Охарактеризовал его лучшим образом, что это его давний товарищ и коллега. Если новый начальник такой же мужик, как Бабак, то служить с ним будет можно. Но посмотрим. После собрания я зашел к нашему куратору — первому заму Н.Я. Долбенкину. Отличный мужик, мы его очень уважали. Распрощались тепло, обнялись. Здесь, перед лицом постоянной опасности, полковники и майоры — все равны, все боевые товарищи. Это придает особую теплоту даже служебным отношениям. И просьба таких командиров, как Долбенкин или Бабак, исполняется быстрее и добросовестней, чем любой грозный приказ. Зашел и к генералу. Записал их на видеокамеру (а вчера провожал Валерия Федоровича, тоже записал его). Все как сговорились: не только высказали, как принято, свои пожелания на прощание, но и очень тепло отозвались о работе наших парней.