— Да уж, — согласилась Роуни. — У нас тут настоящая засуха.

Сестра молчала.

— Засуха, — повторил он, словно услышал это слово впервые, глядя на спутавшиеся волосы и лоснящийся затылок Роуни.

— Перед тем как вы приехали, прошел ливень. Но только в городе. Здесь ни капли.

Ранчо находилось в тридцати километрах от Слоупа — старики называли эти места «бисквитной землей» из-за невысоких холмиков, причиной возникновения которых стали то ли какие-то древние грызуны, то ли мороз. Год выдался сухим, трава успела пожелтеть от жары, а пыльная земля, казалось, дрожала от стрекота кузнечиков, которые прыгали, отсвечивая красновато-коричневым. Кустовые травы задыхались под натиском сорняков.

Роуни еще не успела повернуть, но он и так знал, что они поедут окольными путями — оставят за спиной телефонные столбы и выедут на пустынную, засыпанную гравием колею, которую здесь называют Пьяной дорогой.

В 1882 году Джунипер Хамп добыл много песчаника и с помощью своих шестерых сыновей построил большой двухэтажный дом на ранчо. Во всех четырех углах дома было по камину, и на мансардной крыше возвышалось четыре трубы. Дом был с большими окнами и высокой верандой. Конюшню и сарай сделали из песчаника, задний двор тоже вымостили песчаником — все это изрядно истощило запасы небольшой каменоломни. Сыновья шутили, что если бы песчаника хватило, то отец бы и загон для скота из него соорудил. Роуни заменила перегородки и потолки, а еще она ничего не оставила от старой кухни. Не тронула новая хозяйка только гостиную — там остались и стеклянный шкаф тех времен, и обитый зеленым бархатом диван.

На кухне Ренти смогла разглядеть Уэйда Уолса получше: лицо немного одутловатое, нижняя губа выпирает, как у окуня. В учтивой улыбке гость обнажил ряд ровных желтоватых зубов. Издалека этого человека с портфелем из кожзаменителя можно было принять за сотрудника какой-нибудь адвокатской конторы. Вблизи же он производил странное впечатление. Ноги все время напряжены, словно перед прыжком, а костюм сшит из непонятного грубого материала, причем швы очень неровные.

Уэйд Уолс быстро смекнул, что в этом доме сейчас заправляют женщины.

— А где же Шай?

Когда этот человек говорил, лицо его оставалось неподвижным, а челюсть двигалась так, будто им управляет кукольник.

— Мне и самой интересно. Еще во вторник рано утром уехал. И не сказал, куда.

— Как это понимать?

Они стояли на кухне, не двигаясь, как персонажи мультфильмов, у которых шевелились только губы.

— Думаю, он может быть в Монтане. Кажется, Шай что-то говорил о Монтане. Там вроде буйволов забивают.

«Лучше бы сказала, что там газоны стригут».

— Это было еще два года назад. Оставшиеся буйволы живы, они в полном порядке. И до зимы с ними ничего не случится.

— Ну, тогда не знаю. У Шая вечно куча дел. Он все время твердит про махинации с землей, про сыщиков каких-то. А помимо всех этих ваших глупостей ему ведь еще надо и делом заниматься, он же лошадей страхует, да и у меня свой бизнес. У нас же не гостиница, он не выписывается, когда уезжает. Бывает, и на неделю уезжает.

На последней фразе ее голос слегка дрогнул.

— Звучит забавно, — сказала Ренти.

Эта женщина с растрепанными волосами скучала по таосским вечерам, даже по столпотворению туристов, ослепленных блеском серебряных украшений. Большинство их составляли пожилые пары, которые приезжали вчетвером на одной машине. Мужчины сидели впереди, откуда было видно все, а женщинам доставалось заднее сиденье, как собакам, и оттуда можно было увидеть разве только ограждение шоссе и сваленный на обочине мусор.

Кем она только ни работала: помощницей в асфальтоукладочной бригаде (Ренти махала флажками, предупреждая водителей о ведущихся работах), оператором машины по упаковке свечей, продавщицей в маленьких художественных галереях, девочкой на побегушках у мастера по оргстеклу, рабочей сцены в театре, после чего ее взяли в Галерею Мулшу. Там Ренти наклеивала муслин на обратную сторону пожелтевших карт и чинила старые карты в свитках, а однажды вечером оказалась на столе вместе со своим начальником Пэном, и они занялись любовью. Этого оказалось достаточно, чтобы через месяц Пэн, неся ей пару бутылок и тарелку фаршированного перца чили, серьезно призадумался о своих чувствах. Ренти была грубовата, ее нельзя было назвать красивой женщиной, но в длинном облегающем платье с глубоким вырезом она была неотразима. В тридцати километрах от Энджел-Файр они нашли маленькую глиняную хижину, одной из стен которой служил трейлер. Пэт таскал в патио большие оранжевые горшки, а она выращивала разные травы. Они подобрали на улице немецкую овчарку. Пес оказался добрым и послушным — такого не страшно посадить на заднее сиденье машины. И все у них было хорошо, но год спустя Ренти собрала вещи и уехала, пообещав вернуться через несколько недель. Она хотела съездить в Вайоминг навестить сестру. На следующую ночь ей приснился кошмар: будто она стоит перед котлом, в котором варится чихуахуа, и она наливает себе этой похлебки, а сваренное животное скромно интересуется, не могла бы Ренти отвезти его к ветеринару после обеда, если у нее найдется время.

В первые дни все было нормально — как-никак родные сестры. — но потом говорить стало не о чем. Ренти рассказала, что Пэн ей поднадоел. Она, на свою беду, не особенно любвеобильна, ей не нужно то, чем она обладает. Роуни в ответ призналась, что Шай тот еще придурок, но зато милый, и хотя без него ей было бы проще, развод затевать не стоит, и к тому же ей не хочется терять такого красавца. Неделю спустя сестры начали ругаться, как в детстве, да и темы были все те же: кого из них родители любили больше и почему она, Ренти — эдакий гадкий утенок.

— Ты похожа на старую потрепанную ворону, — заявляла Роуни. — А все потому, что вечно одеваешься в черное. Ты бы выглядела получше, надевай ты…

— Дорогая сестренка, не пытайся меня переделать, — обрывала ее Ренти.

На самом деле, они обе были неряшливы. Правда, в случае с Роуни это проявлялось не в ее внешнем виде и не в том, как выглядел ее магазин, но в том, что творилось в доме. При этом ее муж Шай Хамп, как и многие из тех, кто вырос на ранчо, был помешан на чистоте. Грязные раковины, пыль — всего этого он не выносил. Шай обычно дожидался, пока жена уйдет на работу и, забыв о собственной работе по страхованию лошадей, набрасывался на грязь. Ну а когда дом остался на попечении сестер, то нож с остатками апельсинового джема использовался для того, чтобы прихлопнуть какое-то страшное насекомое, на краях ванной валялись мертвые мухи, а на окне засохла полоска птичьих испражнений.

Ренти хотела познакомиться с Уэйдом Уолсом и представляла его себе человеком с железными мышцами и суровым взглядом, но он оказался обычным мужчиной с покатыми плечами. Казалось, он явился из ниоткуда и никому не был нужен.

— Ничего смешного в этом нет.

Он уселся на стул и сложил руки на животе. Кухня была как из журнала — множество жестяных баночек и целая батарея бутылок с разными уксусами, экзотическими эссенциями и маслами.