Но Эмма просто обязана была сделать это. Обязана.

– Мне в спину упирается вешалка, а голой заднице холодно от стены. Пришло время начать двигаться.

– Еще секунду. – Губы Стоуна лениво прошлись по плечу Эммы, прокладывая путь к соску, который затвердел им навстречу.

И что еще более удивительно – глаза Эммы закатились помимо ее воли, и она, запрокинув голову, выгнулась навстречу поцелую.

Стоун плавился от удовольствия. Теплый язык Эммы играл с его собственным, в то время как он сам все еще был глубоко погружен в жаркие глубины ее лона. Он наслаждался этим до тех пор, пока Эмма не уперлась ему рукой в грудь и не начала высвобождаться из объятий. Стоун попытался ее удержать, но она одарила его таким сердитым взглядом, что он тяжело вздохнул и отпустил ее.

Эмма мгновенно от него отвернулась, явив его взору восхитительные ягодицы, и начала искать одежду.

– Это, – пробормотала она, – уже становится смешно. Нужно начинать учиться снимать с себя одежду более цивилизованным способом.

– Цивилизованным?

– Да. – Эмма встряхнула мокрую мятую блузку. – А еще было бы неплохо вешать вещи на плечики.

– Считаешь, что сможешь остановиться, чтобы повесить каждую вещь должным образом? – Стоун кивнул, хотя считал подобное предположение самым глупым на свете.

– Это было бы полезно.

Стоун рассмеялся и наклонился вместе с Эммой, когда она наклонилась, чтобы поднять с пола брюки. Он положил ладони на ее руки и целовал Эмму долго и страстно, а когда прервал поцелуй, оба они снова дышали тяжело и прерывисто. Как, должно быть, повышала его самооценку мысль о том, что он мгновенно умудрялся доводить ее до исступления, хотя Эмма вовсе этого не хотела.

– А теперь скажи мне на милость, как мы можем делать это, – тихо спросил Стоун, – и при этом мыслить рационально?

Эмма заморгала, как если бы вопрос ее удивил.

– Ну, до недавнего времени я вообще не сталкивалась с подобной проблемой. Мне всегда удавалось сохранить холодный рассудок.

Стоун внимательно посмотрел на нее, а потом покачал головой.

– С кем, интересно, ты спала? С роботами?

Неуместный вопрос, от которого взгляд Эммы вдруг стал холодным и отстраненным. Она отвернулась.

– Нет, не с роботами.

Стоун посмотрел на ее напряженные плечи и вздохнул. Она не раскрывала своей души никому, а когда это случилось, на ее пути оказался Спенсер – хороший друг, но как любовник неспособный пробудить в ней дикую страсть. А до него, вероятно, какой-то другой доктор, такой же чопорный и важный. Стоун не удивился бы, узнав, что они планируют секс, внося его в ежедневник, или даже просят об этом своих ассистентов. Очень спокойно и цивилизованно.

– Эмма.

Она, не глядя на Стоуна, надела сухие вещи, а влажные повесила на вешалку. Стоун же, поморщившись, натянул свои. Что может быть хуже, чем надевать на себя насквозь влажную одежду после более чем восхитительного секса. Разве что надевать насквозь промокшую одежду в отсутствие такового.

– Эмма.

И вновь молчание.

А потом она повернулась. Ее щеки покрывал румянец, в глазах застыло несчастное выражение, и желудок Стоуна болезненно сжался при виде того, как она пытается взять себя в руки.

– Знаешь что? Все. – Она указала на Стоуна пальцем. – Этого больше не повторится.

– Объятий?

– Вот таких вот взглядов, когда ты смотришь на меня так, будто я что-то для тебя значу. Прикосновений. Поцелуев. И… остального. Особенно остального. – Эмма вышла из кладовой, миновала приемную и распахнула входную дверь.

Дождь перестал, но с листьев все еще падали капли.

Стоун подошел к стоящей возле двери Эмме.

– Я не могу смотреть на тебя иначе, потому что ты действительно мне небезразлична.

– Перестань.

– Потому что…

– Потому что это ошибка. А я не совершаю ошибок. Послушай… – Эмма вздохнула, пытаясь подобрать слова. – Было бы неправильно завязывать с тобой отношения. Я уже одной ногой в Нью-Йорке, а здесь только ради отца. Вот.

– Ты в этом уверена?

– Что ты хочешь сказать?

– Мне кажется, ты могла бы ответить ему отказом. Могла бы нанять другого доктора на время его отсутствия. Но нет. Ты приехала сама. И мне кажется, ты сделала это, чтобы восстановить с ним отношения.

– У меня и без того хватает отношений. С работой. Со Спенсером. Со своей матерью.

– Твоя мать умерла, – мягко напомнил Стоун, беря Эмму за руку. – Спенсер же, по твоим собственным словам, тот, возле которого не задерживаются надолго. И…

– Я услышала достаточно.

– И, – продолжал тем не менее Стоун, – работа не в счет. Так что вопрос остается, Эмма. С кем же ты состоишь в отношениях сейчас?

– Думаешь, ты меня понял. – Эмма вырвала руку. – Но ты ошибаешься. Ты совсем меня не знаешь.

– Я узнал тебя достаточно. Например, я знаю, что ты плаваешь как рыба и совершенно не терпишь конкуренции. А еще ты отвратительно водишь и считаешь смешными людей, боящихся уколов.

Эмма посмотрела на Стоуна.

– Очень глубокие познания.

– Я бы узнал больше, но ты очень осторожна в общении с людьми.

– Да. – Эмма испустила вздох и отвернулась. – Полагаю, на правду обижаться не стоит.

– Послушай, я знаю, как ты любишь, когда тебе бросают вызов, – тихо произнес Стоун, вновь подходя ближе, потому что ему нравилось находиться рядом с Эммой. Он поднял ее лицо, потому что любил смотреть ей в глаза. – И появился еще один.

– Я не стану больше держать пари. Потому что все время проигрываю.

– На этот раз ты выйдешь победителем. Позволь мне тебя узнать. Позволь стать ближе.

– Стоун…

– Завяжи со мной отношения. Ну же. Кому это может повредить? Если, конечно, ты не боишься.

Эмма посмотрела на Стоуна, и ее глаза выдали правду. Она не боялась очень многого. Но вот предложение Стоуна пугало ее по-настоящему.

Ее пугали отношения с ним.

– Так что? – не унимался Стоун. – Неужели я действительно вытащил на свет самый большой страх крутого городского доктора?

– Ты собираешься насмехаться над моими страхами? – спросила Эмма в отчаянной попытке сбить Стоуна с толку своим ироничным тоном. – В самом деле?

Стоун был не прочь посмеяться над собой.

– Уж мои-то мне доподлинно известны.

Эмма пренебрежительно фыркнула.

– Это просто нелепо.

– Угу. Потому что ты боишься.

– Повтори это еще раз прямо мне в лицо, и ты увидишь, что будет.