Молодой князь Хворостинин орал своему соседу так, что только мертвые, наверное, его не слышали:

– Вот ужо невест на смотр царевичу соберут – тогда и повеселимся! Полторы тыщи самых лучших девок со всей Руси привезут!

– Так то царевичу! – отвечал ему сосед. – Ты-то при чем?

– Ха!.. Как это я при чем?! – зашелся в пьяном хвастливом угаре Хворостинин. – Да царевичу из них всего пять-шесть отберут, и из них уж он сам выбирать будет. А с остальными что делать?! Кому они нужны?! Знамо дело! Нам с тобой они нужны!

– Так их по домам сразу отправят! – упорствовал его сосед. – Отберут некоторых, а остальных – по домам!

– Знамо дело, по домам… А ты не зевай!

– А когда это будет, Дмитрий? – поинтересовался у Хворостинина сосед. – Ну… Сбор невест этих самых?

– Слышал сегодня на приеме, что царевич сказал? Это когда земский ему новый трон подарил. Слышал?

– Не-эт…

– Эх ты, тютя… Хочу, говорит, сейчас же и с невестой, и на царство венчаться.

– Так на царство венчаться он через год будет, – разочарованно протянул сосед.

– А ты думаешь, девок собирать быстро? Да и не будет он год ждать! Это дядька хочет его до пятнадцати лет мариновать. А он сам столько ждать не будет! Так сегодня и заявил! Да если хочешь знать, тайный указ – невест собирать – уже разослан по всей Руси. Вот увидишь, еще до Пасхи девки съезжаться начнут.

– Постой, постой… А что же царица Мария?

– А что ей сделается? Она-то при чем? Братнина вдова – она и есть братнина вдова. Она здесь ни при чем.

– Выпьем за это. Ну… Чтобы девок этих самых поскорее привезли.

Парни осушили свои кубки, закусили, и их беседа, претерпев, видимо, очередной поворот, свернула в сторону с женской темы. Дотоле молчавший и внимательно слушавший эту пьяную болтовню князь Черкасский, обернувшись к Михайле Митряеву, негромко спросил:

– Ты тоже слышал это?

О том, что царевич, его дядька иль царевичевы дружки надумали искать Ивану невесту, Валентин слышал впервые. Все-таки он не общался с царевичем целую неделю, за что тут же укорил себя. Это была недопустимая промашка, тем более что всю эту неделю и Василиса не видела Ивана. Уж слишком рьяно они взялись за постройку воздушного шара. «Эдак можно в очередной раз, увлекшись чем-то, и о собственной казни узнать лишь задним числом», – с досадой подумал Валентин. Но промашка промашкой, а воспользоваться нежданно появившейся возможностью надавить на князя Черкасского и его сестрицу Валентин решил без всяких колебаний, мгновенно пустившись в авантюрную импровизацию.

– Да, князь. Я тоже слышал это. И, признаюсь, не впервые. О том и с царицей хотел говорить, потому и на прием к ней просился. Тебе же не торопился сообщать – расстраивать не хотел досужими сплетнями.

– Почему же я об этом ничего не слышал? – возмутился Черкасский. – Я, глава опричной думы…

Валентин лишь сделал неопределенный жест руками.

– Это-то как раз немудрено. Если и есть такое решение, то те, кто его принимал, в первую очередь озаботились тем, чтоб ты пока ни о чем не знал.

– Я… я… я… – раскипятился князь Черкасский. – Я подойду сейчас же к Никите Романовичу и потребую объяснений!

Валентин накрыл ладонью его лежащую на краю стола пятерню, сжатую в кулак, и несколько раз легонечко похлопал ее, как бы призывая успокоиться и быть благоразумным.

– А вот этого как раз делать и не нужно. Сам знаешь, какой хитрован Никита Романович. Даже если что и есть, он тебе в глаза скажет, что нет ничего. Нет, договариваться надо только с Иваном. Он уже почти взрослый. Стремится сам принимать решения. А для того чтобы стать ему совсем взрослым и самостоятельным, – необходимо жениться и венчаться на царство. И он это хочет сделать как можно быстрее вопреки воле своего дядьки. Слышал, наверное, сегодня?

– Слышал…

– Вот и надо сначала с царевичем разобраться, как тот указ появился. Может, он таким образом хочет дядьку обойти, а может, и нет такого указа вовсе. Иван мне доверяет, к совету моему прислушивается… Так что лучше мне сначала с царевичем поговорить.

– Согласен.

– Я, князь, в этом деле твою сторону держу, не сомневайся. Считаю, что не нужны Ивану никакие новые невесты. Есть у него уже сговоренная невеста, с ней и венчаться ему. И я для этого сделаю все возможное и невозможное. А ты, князь, договорись с сестрой, чтобы приняла меня как можно скорее.

– Да зачем на разговоры с ней время терять? Со мной и договаривайся обо всем, – ничтоже сумняшеся предложил Черкасский.

– А если Иван потребует на завтра венчание назначить?

– Ну… Думаю, она не против будет.

– Нет уж. Позволь мне, светлый князь, все-таки с сестрой твоей лично поговорить и ее согласием заручиться. Мало ли… Сам понимаешь.

Черкасский поднял свой кубок.

– За то и выпьем. Сегодня же к ней пойду. Спать будет – разбужу. Не сомневайся, завтра она тебя примет.

Валентин чокнулся с князем и сделал пару глотков из своего кубка, в то время как Черкасский, расстроенный новостью о женитьбе царевича и вновь обретший надежду благодаря Валентину, осушил свой одним махом. «Надо сегодня постараться улучить момент и поговорить один на один с Иваном, – отметил про себя Валентин. – И Василису к нему заслать. Обязательно. Сегодня он будет пьян, вряд ли что скажет. А вот с утра, мучимый похмельным раскаянием, может и поведать много интересного».

За разговором с князем Черкасским Валентин и не заметил, как пробежало время. За тем, что происходило вокруг, он следил только краем глаза, включившись в происходящее, лишь когда увидел у Юлькиного шеста одну из девиц слободского кордебалета. Им, видимо, не давал покоя Юлькин успех, и вот теперь, когда Юльки не стало, самые смелые решились повторить ее танец.

Появление танцорши у шеста было встречено гулом одобрения, первая полетевшая к публике юбка – ревом, не уступающим тому, которым приветствовали Юльку. Но чем дольше продолжалось выступление, тем тише становилось за столами. Когда же танцорша окончательно обнажилась, в зале воцарилась полная тишина. И тут раздался крик:

– Корова! Пошла вон, толстомясая!

Валентин увидел поднявшегося на ноги царевича. Он размахнулся и швырнул в голую девку недоеденную курицу. Курица смачно шмякнулась о ее голую спину. Часть пирующих захохотала, часть оглушительно засвистела. Под эту какофонию несостоявшаяся солистка бросилась бегом на выход, тряся телесами, чем вызвала новый взрыв гомерического хохота.

Царевич взобрался на стол. У него в руках был невесть откуда взявшийся меч. Он спрыгнул со стола, подбежал к шесту и с остервенением рубанул по нему. Обломки перерубленного шеста с грохотом рухнули на пол под одобрительные крики присутствующих.

«Вот так опричники, – подумал Валентин, – негодяи и изуверы, а на тебе – и они не лишены чувства прекрасного. Воистину, если что и спасет мир, то только красота».