Село оказалось действительно небольшое. Даже не полноценное село… Есть такое понятие — «градообразующее предприятие». Здесь таким — «селообразующим» — исторически является почта. В незапамятные времена кто-то из местных правителей решил поставить на тракте почтовую станцию, на которой можно было сменить уставших лошадей, отдохнуть с дороги… А там, где кто-то отдыхает или просто останавливается на время, обязательно появляется трактир. Может, даже не один. Обслуге, как почты, так и трактира, надо где-то жить, и появляется пара домиков, которые потом, в процессе расширения семей, разрастаются. И получаются такие Антополи. Просто классический пример! Вот и трактир, так и оставшийся выполнять свои функции по обогреву и спаиванию путников. А вот еще один — бывший. Здание, явно бывшее когда-то трактиром, сейчас переоборудовано в какую-то контору, у дверей которой скучает часовой.

— Тпру! — вновь остановил лошадей Ян.

Мы остановились у самого въезда на шоссе, и мимо с ревом проносятся грузовики, из тентованных кузовов которых выглядывают запыленные лица немецких солдат. Лязгая гусеницами, прополз похожий на гроб броневик. И все прут на восток… Ждать пришлось не менее пяти минут. Не особо долго, но пыли мы наглотались знатно. Однако, несмотря ни на что, я постарался запомнить, сколько и чего мимо нас проехало. Так же как запомнить то, мимо чего мы проезжали, когда наконец удалось вклиниться в поток, текущий по шоссе.

А вот и склад. Небольшая, приземистая конторка почты, а рядом с ней здание побольше — похожее на большой сарай. Насколько я понял, скорее всего, здесь раньше размещалась конюшня — эдакий барак, в котором явно имеется и второй — даже скорее «полуторный» — этаж, где хранилось сено. В общем, объект небольшой, но довольно вместительный. В любом случае десяти килограммов тола должно хватить.

У дверей конторы я сразу же увидел старосту, точь-в-точь соответствующего описанию, полученному от ныне покойных полицаев. Плотного телосложения, среднего роста, с густой гривой темных волос и небольшой бородкой… Он стоит у крыльца и почтительно внимает высокому, худощавому немецкому офицеру. Судя по недовольному лицу офицера и его резкому тону, мы стали свидетелями разноса, устроенного немцами местному начальству. Чем староста вызвал недовольство новых хозяев, непонятно, но нам это только на руку — может, он, погруженный в собственные проблемы, не будет слишком уж бдительным и не обратит особого внимания на новые лица.

Ян остановил лошадей и принялся спокойно сворачивать самокрутку, лениво озираясь по сторонам. Я же весь дрожу внутри. Кажется, вот-вот кто-то окликнет или, того хуже, лязгнет винтовочный затвор. Блин, командир называется! Ян вот не боится, а я… Сигизмунд вроде тоже спокоен — спрыгнул с телеги и что-то рассматривает в упряжи.

— А вы еще откуда? — От раздавшегося сзади голоса я вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

Рядом с телегой неведомо как оказался низенький, аж на две головы ниже меня, но какой-то круглый, похожий на колобка, полицай. Усеянное оспинами лицо носит следы обильных возлияний и цветом не сильно отличается от бурака, самогон из которого он, скорее всего, употребляет довольно часто. Его одежда выглядит так, словно он только что хорошенько извалялся в сене, но локоть руки с белой повязкой полицай явно выпячивает всем напоказ — гордится, сволочь! Но все впечатление портит винтовка, длиной лишь чуть меньше его роста.

— …И где Мыкыта? — продолжает допрос полицай, пока я его рассматриваю. — Воз его, а вас я не знаю.

— Из Козлина мы. А Мыкыту убили, — ответил я и, пока опешивший полицай не пришел в себя, быстро продолжил: — Они по хуторам за Горынью поехали… эту… как его… ре-ви-зи-цию проводить. У нас по селам уже и брать-то нечего, вот Мыкыта и решил на хутора…

Полицай грязно выматерился. Из его многоэтажной тирады я узнал массу нового о том Никите и его умственных способностях, раз он полез в леса, где, всякий знает, бандиты кишат, как мыши в амбаре. Досталось и самим бандитам, то есть нам. Ух, какие кары призывал этот колобок на наши головы! Даже немецкий офицер перестал отчитывать старосту и глянул в нашу сторону. Я, согласно кивая словам ругающегося полицая, краем глаза заметил, что офицер указал на нас и что-то сказал старосте. Тот мелко закивал и со всех ног кинулся к нам.

— Шо ты, пес поганый, разбрехался! — набросился он на полицая.

— Та вот, говорят, Мыкыту убили! — Полицай кивнул на меня и сплюнул. — Тот дурень к лесным хуторам полез…

— Убили — и убили! — перебил его староста. — Если у человека ума нет, то и головы не будет.

Он оглянулся на продолжающего стоять на крыльце офицера и снова повернулся к нам.

— И не бреши тут, как пес паршивый, при господах немцах! Живо сгружайте все с воза на склад! Корову там где-нибудь привяжете, а курей до Васыльчихи несите. — Последние слова староста выкрикнул уже на бегу, возвращаясь к офицеру.

Колобок, уловив момент, когда офицер отвел взгляд в другую сторону, сплюнул вслед старосте и пошел открывать большие, двустворчатые двери склада.

— Несите сюда! — махнул он рукой в сторону открывшегося прохода. — Картошка и другие овощи — в мешках у левой стены, зерно — справа.

— Отвлеки его, — шепнул я Яну, берясь за мешок, в котором спрятан заряд. От нагрузки резко стрельнуло в раненой руке, но пришлось терпеть и не подавать виду. Сомневаюсь, что кто-то предложит, увидев, что я ранен, мне помочь, но лучше не рисковать.

Я потащил мешок к складу, стараясь не торопиться, чтобы не сильно отрываться от несущего следующий мешок Сигизмунда. Ян, выполняя мое указание, направился к ожидающему у входа на склад полицаю. Тот сразу же запустил свою лапу в его кисет, и, лишь поплыли в воздухе первые клубы табачного дыма, завязалась неспешная беседа.

Оказавшись внутри склада, я сразу понял, что сильно переоценил его значение. Когда я услышал, что все награбленное в окрестностях свозится в Антополь, то представил себе огромный склад, забитый доверху мешками, ящиками и прочим добром. Увидев же все воочию, я понял, что мои представления имеют мало общего с реальностью. Думаю, в первую очередь потому, что грабеж здесь продолжается уже не первый месяц, а закрома местных крестьян отнюдь не бездонны. Возможно, когда сюда только начали свозить награбленное, бывшая конюшня и была заполнена добром, но сейчас здесь занята от силы четверть помещения. Небольшой штабель мешков — не более тридцати — у левой стены, мешков пятнадцать — у правой, чуть более десятка каких-то ящиков и корзин между ними… Совсем не густо. Я усомнился, что наша акция нанесет врагу хоть сколько-нибудь заметный ущерб. Но не возвращаться же назад! И потом, мне пришло в голову, что пусть немцы не сильно пострадают материально, однако моральный эффект от взрыва в самом центре хорошо охраняемого села, которое еще и находится на оживленном шоссе, будет просто ошеломительным. По крайней мере, бессонные ночи и паранойя немцам гарантированы.

Я положил свой мешок к остальным, стараясь расположить его поближе к центру помещения, и оглянулся на дверь. Ян — молодец! Встал так, что, разговаривая с ним, полицай вынужден повернуться к складу спиной. Можно работать! Одним движением сорвал с мешка специально пришитую заплатку, и в тусклом свете блеснул металл взрывателя.