Тварь рухнула на землю и замерла.

– Дьявол! – в сердцах воскликнул толмач и яростно рубанул белую тушу чудовища мечом. Потом развернулся к распростертому на земле Глебу и, тяжело дыша, спросил: – Первоход, ты как?

Глеб не откликнулся. Он лежал на спине, запрокинув голову, и из проломленного черепа его сочилась на траву темная кровь.

– Первоход? – Толмач внимательнее вгляделся в бледное лицо Глеба, и ресницы его дрогнули. – Первоход!

Бранимир быстро опустился рядом с ходоком на одно колено и прижал пальцы к его шее. Потом низко наклонился, поднес ухо к приоткрытым губам Глеба и прислушался.

– Ну! – нетерпеливо проронил Рамон. – Как он?

Воевода выпрямился, посмотрел на толмача мрачным, тяжелым взглядом и медленно покачал головой.

– Упокоился, – хрипло проговорил Бранимир.

Кадык на жилистой шее воеводы дернулся. Он отвел взгляд от тела Глеба и посмотрел на своих стрельцов, лица которых были мрачны и суровы.

– Слыхали? – спросил он севшим голосом. – Ходок мертв. У нас больше нет проводника.

Рамон покачнулся, но схватился рукой за ствол дерева и устоял на ногах.

– Боже… – прошелестели побелевшие губы толмача. – Боже…

Он медленно опустился на колени. Понурив голову, несколько секунд сидел неподвижно, затем медленно поднял лицо к светлеющему небу, перекрестился и тихо что-то забормотал.

Прислушавшись, воевода понял, что молится толмач на языке русичей.

– …ибо рука Господня вылепила тебя из этого праха, и ладони Господни соберут этот пепел. Господня рука была гончарным кругом, на котором этот сосуд глины обрел форму свою, и Господня ладонь – та урна, в которой сохранен будет твой прах…

«…Господня ладонь – та урна, в которой сохранен будет твой прах».

Глеб Орлов качнул головой, выходя из дремы, и вновь уставился на экран кинотеатра. Потом незаметно зевнул. «Интересно, что это за цитата? – подумал он. – Наверно, из Библии?»

На огромном экране отважный ходок с длинными, распущенными волосами крушил мечом черепа темных тварей. Глеб поморщился от громкого звука (гребаное долби-сарраунд), потом наклонился к Кате и громко сказал ей на ухо:

– Катюх, я забыл – как называется фильм?

– «Гиблое место», – ответила Катя, не отрывая взгляд от экрана.

– А, ну да.

Глеб выпрямился. Катя Королькова покосилась на Глеба и, недовольно наморщив носик, осведомилась:

– Тебе что, не нравится?

– Действия мало, – небрежно ответил Глеб. – И монстры какие-то картонные. Не научились у нас еще делать хорошие спецэффекты.

– Нормальные монстры, – пожала плечами Катя.

– Молодые люди! – раздался недовольный голос с заднего ряда. – Не могли бы вы говорить потише?

Глеб ухмыльнулся и снова уставился на экран. Некоторое время он пытался смотреть, потом нахмурился, повернулся к Кате и сказал:

– Слышь, Кать, че-то я устал от этой бодяги. Ты смотри, а я пока пойду перекурю.

– Ты еще вернешься?

– Вряд ли. Встретимся в кафе, лады?

Катя нахмурилась, но ответила:

– Хорошо. Только не напивайся, тебе еще меня до дома провожать.

– Молодые люди… – снова гневно зашептали сверху.

– Молчим, молчим, – примирительно отозвался Глеб. И проворчал недовольно: – Все какие-то нервные.

В холле было пустынно и прохладно. Работал кондиционер. В кафе Глеб взял себе рюмку коньяку и чашку черного кофе.

Сидя за столом и потягивая коньяк, он покосился на огромный рекламный постер, раскатанный на стене холла. На постере был изображен длинноволосый парень в длинном плаще и с мечом в руке. Из-за плеча у него торчал приклад обреза. Должно быть, это была ольстра.

Интересно, откуда всплыло такое идиотское название ружья? Вроде бы у немцев ольстрой называлась деревянная кобура?.. Да, кажется, так. Но при чем тут ружье?

Глеб пожал плечами и залпом допил коньяк.

– Как вам фильм? – услышал он чей-то негромкий вежливый голос.

Глеб обернулся. За соседним столиком сидел пожилой мужчина в черном свитере и очках в золотой оправе.

– Не очень, – ответил Глеб. – А вам?

– Довольно простенький квест с невнятно обозначенными целями, плохо прописанными условиями и непроработанными героями, – сказал незнакомец.

– Ну да, – хмыкнул Орлов. – Как вся наша жизнь.

– К тому же слишком много роялей в кустах. Стоит герою попасть в затруднительную ситуацию, как тут же появляется какой-нибудь полезный артефакт. Отдельный минус за ружье.

– А чем вам не угодило ружье? – поинтересовался Глеб, осторожно снимая с блюдца чашку с горячим кофе.

– Оставив герою ружье, автор фильма упростил себе задачу и пошел самым легким путем. Вы согласны?

– Да, наверное. – Глеб отхлебнул кофе и облизнул губы. – Но с ружьем круче. Да и не выжил бы этот парень в Древней Руси без ружья.

Незнакомец улыбнулся и кивнул.

– Ладно, ружье оставим. Но в фильме много других ляпов. К примеру, кузнец Вакар выковал за пару часов два меча-всеруба! Два – представляете? Это ни в какие ворота не лезет.

– Правда? – Глеб поставил чашку на блюдце и потянулся за сигаретами. – А сколько времени нужно, чтобы выковать меч?

Мужчина нахмурился.

– Точно не знаю. Но японские мастера многократно проковывали каждый меч – слой за слоем. И длилось это месяцы.

– Круто, – сказал Глеб и сунул в угол рта сигарету. Затем щелкнул зажигалкой, поднес язычок пламени к сигарете и закурил. – Вообще-то года два назад я был на фестивале кузнецов в Донецке. Там на моих глазах один кузнец очень ловко выковал из стальной заготовки меч. И сделал он это примерно за час.

– Должно быть, это был очень плохой меч, – возразил незнакомец. – Еще раз повторяю: японские кузнецы…

– Да-да, – махнул сигаретой Глеб. – Вы уже говорили. В мечах я ничего не понимаю. Но вот эротических сцен могло бы быть побольше. Да и монстры в Гиблом месте какие-то однообразные. Будь я сценаристом, зарядил бы множество всяких тварей. Орков, троллей и этих, как их… назгулов.

Мужчина чуть прищурился.

– Назгулов? Это из «Властелина колец»?

– Угу. Призрачные всадники, проклятые короли, слуги Тьмы. Жуткие твари.

Мужчина рассеянно посмотрел в окно и проговорил мягким, задумчивым голосом:

– В юности у меня была подружка по имени Назгуль. Не то казашка, не то узбечка – сейчас уже не помню. Кстати, вы заметили, что у Толкиена вся нечисть прет именно с Востока? Все эти назгулы, урукхаи… Не слишком-то он жаловал нашего брата, азиата.