– Отнюдь нет, – ответил изнутри его тела Норр, как недремлющая лягушка в голове, давно знакомая всем образцам и ставшая чем-то вроде alter ego. – Там вахтовики, контрактники, переселенцы – всякие межпланетные пассажиры. Айрэн-Фотрис неплохо зарабатывает на недорогих перевозках. Ты был бы разочарован, попав в салон третьего класса.

«О май гат, мы достигли апогея эволюции – спецслужбы сидят в мозжечке у каждого и бдят, круглосуточно бдят! Фу, я перестаю ощущать себя личностью. Будто я размазан по стеклу, а Яримицу изучает меня в микроскоп».

Из текущей по тоннелю публики навстречу им выскочил бронзовый от лампового загара фест-лейтенант Розенбаум – ладонь под козырёк, улыбка до ушей. Дагласы дружно отдали честь по команде Ирвина.

«Дамы и господа, дисциплина! Мы – военнослужащие».

«Я присяги не давал!» – отбрехнулся Альф, но тоже козырнул.

– Салют, бродяги! Бланш, позволь… – Фест-лейтенант запечатлел поцелуй на милостиво протянутой руке. – Карен, если не ошибаюсь?

«Кто этот парень?» – спросила Карен у Албана.

«Некто Розенкрейцер. У Бланш был с ним роман на Хамре».

«И с ним тоже? Вы кучу всяких называли, ну, на второй серии планетарных стартов – Гамбургер, Ризеншнауцер, Рапунцель… она ещё злилась тогда».

«Это всё он один, просто…»

«Просто на фамилию Розенбаум у них вышибает память! Конструктивный дефект мужских мозгов!»

«А-а, это к нему ты рвалась укатить на вездеходе через бурю! Типа прогуляться. Да, парень того стоит. К такому и пешком удрать не грех».

«Запросто, если бы мстительный белый рыцарь из вредности не засадил нас на другую базу. Карен, не пялься на него, это неприлично».

«Карен, погляди на меня. Внимательно. Что ты видишь?»

«Чудо техники – ревнивого робота. Ирвин, кончай хмуриться».

«Всё, не держите меня! Я год с лишним провела в разлуке! Короче, исчезаю до посадки в симулятор, чао!»

Обмен репликами занял у Дагласов меньше, чем один вдох взволнованного Розенбаума. Как-то сразу оказалось, что Бланш откололась, а фест-лейтенант держит её за лапку.

– Нас переводят с Хамры на Ситон. Пока отстаивались у Колумбии, даже отпусков на планету не дали! Висели месяц в космосе, слюнями умывались… И вдруг ты! Я подумал – глюк, это случается при длительных полетах. А это в самом деле ты, словно подарок!

«И он не замечает ничего особенного?.. Нет, я в курсе, что кой-кому сойдёт и нарисованная баба, но Розенбаум на Хамре вконец опупел. Красный пузырь вместо солнца, снег не тает, а дымится… Год-другой, и готово, крыша набекрень».

– Я на «Гордом» всё разведал; расскажу – закачаешься, – похвалялся фест-лейтенант.

«Бланш, голубка, не забывай форвардить нам его байки. Ты помнишь, что такое информационный голод? Как ты выла на станции у Аламака, когда мы остались без телевидения?»

«Алби, пожалуйста, не надо мне про гамму Андромеды! К свиньям эту сурдокамеру, и слышать не хочу! Если нас ещё раз завезут туда, где звёзды гасят связь, я… я… нарушу мораторий!»

«Ты пошутила, – по-своему оценил её дерзость Ирвин. – Кроме симулятора, не забудь про лекцию. Там отмечают присутствующих. Мы слушаем в Атриуме, это…»

«Ирвин, дорога туда мне известна. Я приду. Но до начала лекции оставь меня в покое».

«Да ладно, Бланш, гуляй, – приятельски маякнул радаром Албан. – Я позабочусь, чтоб тебя отметили».

И он сделал это – воспроизвёл отзыв маркёра Бланш, когда система слежения в Атриуме лучом считала сидящих на ярусах амфитеатра.

Читал младший капеллан, он же политрук отсека и стукач. Досье на унтер-капеллана прислала Бланш, не забывая в ходе любовной встречи снабжать друзей полезными сведениями. Ну если не всех, то самого заботливого.

«Что-то Бланш молчит», – отметил Ирвин.

«Да, сегодня она неразговорчива». – Албан не стал обижать команду своей привилегией Настоящего друга.

Атмосфера в Атрхгуме была возвышенная, трагически-пафосная. Лектор бледнел мраморным холодком ожившей статуи. Вогнутый экран позади капеллана зарделся, заиграл багровыми сполохами, а зал погрузился в темноту.

– Я возвращаю вас в тот скорбный день, когда хаос и насилие обрушились с левобережья на мирный Город, когда орды вандалов и грабителей, круша и поджигая всё на своём пути… – тяжело, мучительно проговаривал капеллан, и поддельная горечь была в его словах, считанных со строки-подсказки.

Текст проповеди политрук знал наизусть, с этой юбилейной речью он уже неделю гастролировал по отсекам «Тарквиния». Молодой, темпераментный, он пользовался успехом, особенно у женщин. Первая годовщина событий на Пепелище! это подходящий случай показать себя публике, заработать бонусы по службе и просканировать настроение военных. Мощный дистанционный биосканер стоял за экраном, собирая импульсы аудитории. Не очень точный прибор, но гнев от восторга отличает.

Чаша экрана накалялась. Гомон, переходящий в многоголосый рёв, вставал языками пламени, чёрная клубящаяся пелена охватывала ступенчатый силуэт Города, и низкое солнце стало рубиновым диском, плывущим в дыму пожарища.

Албану померещилось, что он видит фильм о последних днях гибнущей Хамры, когда местные формы жизни – кажется, их звали ретробионами, – теряя силы, бились с полчищами металлических вирусов, летящих на крыльях пылевых бурь.

Наверное, ретробионы сильно хотели жить, мирно плодиться в ржавых песках и греться на скалах. Они могли бы заниматься этим миллионы лет, но людям понадобились недра Хамры и место для военных баз. А тут копошится какая-то живность! кто посмел встать на пути прогресса?!

Повествуя об успешной акции уничтожения, профессор Яримицу разве что не причмокивал от восторга:

«Планета была стерилизована за считанные годы. Чтобы усилить несущие бури, пучковые орудия с орбиты вели обстрел полярных льдов и по рекомендациям метеорологов локально прогревали атмосферу. Мы ещё раз наглядно доказали тезис Вернадского о глобальной преобразующей роли человека Опасная жизнь была подавлена, власть человечества утвердилась здесь навсегда».

Капеллан вдохновенно вещал:

– Развращённое пособиями и дотациями, манхло стало живым агрессивным балластом. Когда власти решили сделать жильё по-настоящему рентабельным, манхло ответило волной разбоя и убийств.

Экран выплёскивал картины погромов. Перевёрнутые и горящие автомобили, растерзанные тела, разбитые витрины, мечущиеся на фоне огня фигуры, какие-то хищного вида штатские в масках и с оружием, потерявшийся и ревущий ребёнок. Кварталы без света, озаряемые пожарами.

«Скоты, – бурчал Альф. – Про тех, за кого дышит насос, они не думали! Так бы я сидел – и хлобысть, тока нет, родаков нет, аварийное питание еле моргает, а под окнами война, на помощь никого не дозовёшься. Это восстание – от психотроники, – тут же начал бредить он. – Только пси-локатор может всех так возбудить! Сколько в Городе антенн, неизвестно кем поставленных? Они-то и лучат. Внедряют в сознание всякую хрень…»