Оказавшись у проема, Харрис присел на корточки и принялся шарить руками по полу рядом с пустым люком. Где-то тут Паттерсон спрятал веревочную лестницу! Если, конечно, не соврал. Пальцы находили грязь, обрывки каких-то тряпок, щепки и небольшие камушки. Да где же она?!

Встав на колени, он лихорадочно ощупал все еще раз, а затем прикрыл глаза и переключился на стены. Может, на какой-нибудь гвоздь повесили? Кто знает, куда толстяк ее сунул!

— Не это ищешь? — вкрадчиво спросил из темноты Хайгарден. И тут же полумрак палубы осветил масляный фонарь. Верзила сидел рядом с одной из бочек, и Эрик заметил, что в одной руке он держит пистолет, а в другой моток веревки.

Бывший первый помощник оказался здесь не один. Еще четверо вооруженных матросов, из набранных на Акульем острове, отлепились от переборок. А из-за камбуза вышел мистер Скотт с мушкетом. На лице коротышки сияла радостная улыбка, и он беспрестанно шмыгал носом.

С лестницы раздался выстрел. Затем еще один. Но никто из бунтовщиков и ухом не повел.

— Никогда не думал, что Паттерсон так мелочен и труслив. Догадывался, но не думал, — покачал головой Джек. Вид у него был уставший.

— И это все из-за должности боцмана, Эрик. Представь себе — боцмана. Не капитана, не квартирмейстера, которую ты так и не ввел, кстати. А всего лишь боцмана!

Эрик в темноте ободряюще сжал тонкую и теплую кисть Мэри, на миг поразившись бархату ее кожи. Девушка робко ему ответила, и это словно раскрыло ему крылья за спиной.

— Но если честно, я знал, что он так поступит. — Хайгарден качнул пистолетом и скривился, словно от кислятины. — Конечно, меня это задело. Но зато теперь я окончательно убежден в том, что Гарри станет лучшим боцманом, клянусь печенкой папеньки.

— Морган мертв, — злорадно улыбнулся Эрик.

Но Джека весть никак не впечатлила.

— Печально, — равнодушно сказал он. — Придется поломать голову над кандидатурами. Джимми его все-таки убил, да? Хотя зачем я спрашиваю? Глупый, глупый Джимми.

Эрик плотно сжал губы. Он ведь, получается, и имени мистера Паттерсона не знал! Хотя чего уж там, не по доброте ведь сердечной боцман пошел на «преступление». Совсем не по доброте сердечной.

— Месье Луи, — вдруг произнес Хайгарден, и сердце Эрика екнуло. Джек смотрел в сторону лестницы, со стороны которой хищной походкой вышел де Гран. Француз деловито засунул за пояс пистолет. Господи, это он убил Паттерсона?

— Обыщите, пожалуйста, наших пленников и сопроводите их…

— А ты, оказывается, предатель, Луи? — процедил Харрис. Если бы ненавистью можно было убивать…

Француз даже не смутился, лишь пожал плечами, улыбнулся, вытащил из-за пояса еще один пистолет и направил его на Эрика:

— Mon ami, жизнь жестокая штука, особенно когда берешься играть чужими. Идем, oui?

— Мразь, — прошипела Мэри. — Какая же ты мразь, Луи.

Уголки губ де Грана дрогнули, но он тут же овладел собой:

— Прелестная Мари, как вы грубы. Но как же вы хороши при этом! Радуйтесь, Мари, — капитан Хайгарден великодушно отдал вас мне, а я знаю, каково это прикасаться к… — француз улыбнулся, — …прекрасному, oui. Вам понравится, клянусь шпагой.

Эрик рванулся вперед. Джек что-то предостерегающее крикнул, но зря. Француз, на которого бросился Харрис, резко ушел в сторону, нырнул в тень, тут же появился из нее и нанес страшный удар по ногам бывшего капитана. Пол бросился к лицу Эрику, плечо, которым он врезался в грязные доски, тут же заныло. Харрис попытался перевернуться, но в следующий миг сверху оказался де Гран, и холодная сталь недвусмысленно прижалась к шее Эрика.

— Спокойнее, mon ami, — ровным голосом попросил француз. — Я буду нежен с ней, клянусь.

Харрис вновь дернулся, но бывший военный без труда вжал его в пахнущий плесенью пол и уперся коленом между лопаток.

— Я ведь говорил тебе, Эрик, что женщина на борту к беде, — послышался голос Хайгардена. Здоровяк приблизился и присел на корточки рядом с лицом Харриса. — Подумай на досуге об этом, хорошо? Клянусь пяткой брата и шелковистыми волосами моей сестры — все могло бы быть совсем иначе.

— Будь ты проклят, — прохрипел Эрик.

— Буду, Эрик, буду. Но надеюсь, мистер Фенн, в отличие от Господа нашего, окажется милостив, — устало сказал Джек, поднялся, а затем ударил его ногой в лицо.

И Харрис нырнул во тьму.

Его привязали к столбу на офицерском складе, в трюме. Перекинули веревки через переборки, подтянули их чуть наверх, закрепили за крючья. Плен оказался сидячим. Длины веревки, опутывающей ноги, едва хватало, чтобы чуть согнуть их в коленях. А руки привязали так, что они постоянно находились на уровне глаз и потому очень быстро немели.

Иногда он чуть приподнимал корпус, разминая затекшие кисти, и если бы не эта «свобода», то давно бы уже попрощался с руками. Как-то раз ему уже довелось увидеть подобное в детстве. Это был какой-то безумный ирландец, вечно пытающийся сбежать с плантации того полковника, на ферме которого в свое время трудился Эрик. Рыжий, покрытый веснушками гордец в конце концов оказался прикованным в хлеву, рядом с загоном для свиней, и через трое суток его кисти почернели и распухли так, что их пришлось отрубить.

Звериные крики страдающего от боли ирландца он тоже помнил и не хотел примерять на себе те ощущения.

Вскоре после того, как его привязали в темном и вонючем трюме, Эрик почувствовал, как изменился ход «Восторженного». Паруса судна опустились, и судно легло в дрейф, покачиваясь на спокойных волнах темного моря. Где-то в глубине души Харрис обрадовался такому исходу. Теперь ему не нужно забивать голову всяким мусором и волком глядеть по сторонам, ожидая неприятностей. Они его успешно настигли, и теперь имело смысл размышлять только о том, как бы выкрутиться из создавшейся ситуации и вытащить Мэри.

Мысли путались. Сказался жестокий удар Хайгардена на прощание. Губы распухли и жглись, стоило Эрику дотронуться до них языком, во рту гнила вязкая горечь, а в ушах гудела тысяча москитов.

Интересно, какая судьба ему уготована после того, как Джек передаст его и Мэри пиратам?

Эрику вдруг стало страшно. Он вспомнил слова Луи… Те ужасные слова Луи, сказанные им на орудийной палубе! В них не хотелось верить, но воображение язвительно подсовывало омерзительные образы. Но ведь француз не мог так хорошо притворяться славным парнем, а потом вдруг превратиться в чудовище. Не мог!

Или Эрик оказался настолько слеп? Ведь те взгляды, что Луи бросал на Мэри, его неожиданное «оплаченное» предательство… Как только удалось проворонить проклятого аспида?! Харрис зажмурился, надеясь хоть так изгнать из сердца тревогу. Все равно сейчас он ничего сделать не может.

Но если у Луи поднялась рука на Мэри… Господь еще не видел столь жутких смертей, которая настигнет француза в этом случае!