Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грегори написал мне. Он сказал, что благодарен Майклу за предложение и, возможно, согласится на интервью со мной – тон его письма заставлял «согласиться на интервью» звучать как «соизволить согласиться на интервью», как мне показалось, – но он озадачен. Учитывая, что мои предыдущие книги посвящены таким несерьезным идеям, как военные экстрасенсы и сторонники теории заговора, с чего я решил, что моим читателям будет интересна столь важная тема общественного порицания?
«Господи, – подумал я. – Он прав».
Грегори добавил, что ему жаль, если меня это оскорбляет, но почему я считаю, что мое мнение по такому серьезному вопросу, как общественное порицание, будет хоть кем-то восприниматься всерьез, учитывая, сколь немыслимо звучат все мои предыдущие книги?
«Это ПРАВДА немного оскорбительно», – подумал я.
Грегори казалось подозрительным, что аспект загадочного убийства в его истории казался мне более увлекательным, чем, собственно, общественное осуждение. Что мне оставалось сказать? Он был прав. Я бы с радостью посмотрел на то, как имя Грегори сотрут из Интернета, если бы смог при этом узнать интригующие детали. Я был Великаном-эгоистом[51], который хотел сохранить необычайной красоты сад для себя и своих читателей, построив вокруг него неприступную стену, чтобы никто больше не мог его увидеть.
В течение следующих нескольких дней мы с Грегори перебросились письмами еще раз тридцать. Мои сообщения оставались легкими. Его сообщения мрачно намекали на некие «условия». Я игнорировал слово «условия» и продолжал писать легко и беззаботно. В итоге Грегори написал, что есть хорошие новости: он решил согласиться на эксклюзивное интервью со мной, так что наказал адвокату составить контракт, по которому я обязуюсь представить его в положительном свете или понести значительные финансовые потери.
И на этом наши взаимоотношения с Грегори завершились.
Теперь, когда можно было не быть столь учтивым в ответных письмах к Грегори, я дал себе волю. «По примерно тысяче причин я бы в жизни не подписал договор, по которому обещаю писать положительные вещи или выплачивать огромные суммы денег, – написал я. – Никогда не слышал о подобном! Не могу выразить словами, насколько такие поступки не приветствуются в журналистском сообществе. НИКТО так не делает. Если я подпишу контракт, вы можете что угодно маркировать как негатив и забрать мои деньги! Что, если, упаси господь, вам предъявят обвинения? Что, если у нас с вами будут разногласия?»
Грегори пожелал мне удачи в написании книги.
Сплошное разочарование. Майкл Фертик предлагал бесплатную помощь угодившему в публичный скандал человеку на мой выбор, и оказалось, что я испытываю трудности с тем, чтобы предложить кого-то, кто не будет столь отвратительно заносчивым. Дело в том, что, хотя Грегори и не предъявили никаких обвинений, его странные письма и попытки навязать контроль заставили меня проявить еще большую осторожность в мире менеджмента онлайн-репутации. Какие еще трещины в нем заклеиваются?
Майкл обвинил меня в «нездоровом любопытстве того плана, что вы обличаете в своей книге», когда я уточнил у него имена тех педофилов, чьи заявки он отверг. И теперь это обвинение ввергло меня в панику. Я не хотел писать книгу, выступающую за менее любопытный мир. Нездоровое любопытство, может, и не является чем-то хорошим. Но любопытство само по себе – еще как. О человеческих недостатках нужно писать. Недостатки одних людей ведут к причинению другим людям боли. А есть еще такие человеческие недостатки, высвечивание которых дедемонизирует людей, в противном случае выглядящих отвратительно в глазах общественности.
Но у бизнеса Майкла была сторона, которую я уважал – та, что предлагала спасение людям, которые и правда не сделали ничего дурного, однако все равно оказались смыты волной общественного осуждения. Как Жюстин Сакко. Именно поэтому я отправил пиарщице Майкла Лесли Хоббс письмо, в котором предложил заменить Грегори на Жюстин. «Думаю, она этого заслуживает, – написал я. – Возможно, она на это не пойдет. Но можно хотя бы рассказать ей о существовании такой возможности?»
Лесли мне не ответила. Я написал снова, спрашивая, почему нельзя рассмотреть ее кандидатуру. Она снова не ответила. Я понял намек. Мне не хотелось терять их расположение, так что я забыл про Жюстин и предложил новое имя – жертву, которой я трижды писал и от которой не дождался ответа. Линдси Стоун.
Я впервые оказался в таком положении: у меня была возможность предложить вознаграждение человеку, который не хотел соглашаться на интервью. Я наблюдал за тем, как это делают другие журналисты, и всегда смотрел на них с ненавистью через всю комнату. Двадцать лет назад я освещал дело об изнасиловании, в котором обвинялся британский телеведущий. Журналисты, сидящие в зоне для прессы, отвешивали ему милые улыбочки в надежде заполучить эксклюзивное интервью, если его признают невиновным. Очень неловко. И, как оказалось, бесполезно: в день, когда его оправдали, в суде из ниоткуда появилась женщина в меховой шубе и умыкнула его с собой. Выяснилось, что она сотрудница «Ньюз оф зе уорлд». У всех остальных – со своими милыми улыбочками – не было никаких шансов. У этой женщины была чековая книжка.
Чековой книжки у меня все еще не было, но без стимула от Майкла у меня также не было шансов поговорить с Линдси. И это был тот еще стимул.
– Все кончится тем, что мы потратим на нее сотни тысяч баксов, – сказал Майкл. – По меньшей мере сто тысяч. До нескольких сотен.
– Сотни тысяч? – переспросил я.
– Она в очень затруднительном положении, – ответил он.
– Почему так дорого? – спросил я у него. Майкл пожал плечами:
– Разбирайтесь с Гуглом. Хреново быть Линдси Стоун.
Майкл просто невероятно щедр, подумал я.
Я не стал говорить Линдси, что она чуть было не проиграла Жюстин Сакко и лидеру религиозной группы, ложно обвиняемому в убийстве собственного брата. История Грегори невероятно притягивала мой интерес. Но Линдси была идеальным кандидатом. В случае с ней не было странных оговорок и властных писем. Все, чего она хотела, – это работать с особенными детьми и не чувствовать страха.
– Если Майкл возьмется за вас, та фотография может практически исчезнуть, – сказал я ей.
– Это будет просто невероятно, – ответила она. – Может, она хотя бы исчезнет с первых двух страниц в Гугле. Только всякие странные люди заходят дальше второй страницы.
Линдси знала, что это не самый идеальный вариант. Моя книга неизбежно всколыхнет все обратно. Но она сознавала, что на данном этапе что угодно будет лучше, чем существующее положение дел. Ей предложили бесплатно оказать услугу, которая оценивается в сотни тысяч долларов. Это узкоспециализированная задача – сервис, избавляющий от осуждения, который обычно могут позволить себе только невероятно богатые люди. После того как я уехал от Линдси, они с Майклом созвонились. Потом Майкл перезвонил мне.