Обеим пародиям крайне далеко до поэтического слога Ронсара, но суть не в этом: слова «этот проклятый Нотрдам», безусловно, отражают мнение влиятельных кальвинистских кругов о салонском прорицателе.

К началу 1563 года относится и событие, описанное видным протестантом Теодором де Безом. Он сообщал о панике, вызванной не дошедшим до наших дней письмом Нострадамуса в Тулузу (в предыдущем году в ходе уличных боев между гугенотами и католиками этому городу был нанесен тяжелейший ущерб): «15 февраля того же года город чуть не был полностью разрушен из-за новой смуты, произошедшей вследствие письма, которое прислал в Тулузу пресловутый астролог Нострадамус. В нем он писал, обращаясь к нескольким гражданам, что им следует быть начеку, поскольку городу в тот день угрожает опасность быть захваченным. По предписанию указанного пророка были усилены караулы и другая стража по всему городу. Народ, увидев оружие в руках даже у представителей судебной власти, так возмутился, что той же ночью в городе чуть было не воцарился полный беспорядок… Вот что значит доверять этим канальям предсказателям и гадателям, наказуемым по всем законам божественным и человеческим, в частности согласно пункту, принятому Штатами в Орлеане! Ныне эти мерзости, как справедливо назвал их Господь, разрушают царства и республики. Во Французском же королевстве более, чем в любом другом государстве на земле, правильные и благочестивые ордонансы остаются лишь на бумаге».[119]

Умеренная критика Нострадамуса в тот период была представлена Жаном Марконвилем, дворянином из Монгубера, автором небезынтересной книги под названием «Recueil memorable des cas merveilleux» («О таинственных и знаменательных событиях»). Марконвиль возражал против категоричности, с которой в альманахах, подписанных именем Нострадамуса, предсказывались политические и религиозные катаклизмы: «Также они (астрологи. – А. П.) писали и предсказали, что нынешний 1563 год трудно пережить, потому что он полон невзгод и несчастий, а один из них (Нострадамус. – А. П.) дерзнул написать, будто в [этом году] сдвиги и изменения произойдут не только в погоде и государственной жизни, но также и в религии. Но я думаю, что это переходит границы натурфилософии и [он] похож более на лукианового Икаромениппа, чем на математика или астролога, чье дело – описывать и предсказывать смену времен года, разнообразие погоды, движение планет согласно их естественному курсу, а не предрекать события в жизни королей, их смерть, начало войн и смут, их завершение, перемены в государстве, сдвиги в религии. Ибо это выходит за границы природы и является [попыткой] присвоить себе свойство, которое Господь оставил за Собой, а именно предведение, знание будущих событий, предопределенных Его священной непреложной волей. В этом-то и состоит совершенство Его божественности, всевластия и всезнания, каковые превосходства и преимущества Он не предоставляет никому, сохраняя это знание за собой в первой и последней инстанции. Вот почему стремление предсказывать такие вещи, превосходящие человеческий рассудок, есть намерение присвоить Божественное предведение и намерение (поскольку оно в этом и заключается) удалить Бога из Его консистории и узкого совета, или уподобиться Икаромениппу, который бахвалился тем, что летал по небу, [проникнув туда] через железную калитку».[120]

Здесь Марконвиль почти дословно повторяет аргументы «Французского Геркулеса», хотя тон его значительно мягче – першеронский дворянин дискутирует, а не проклинает. Альманах на 1563 год, на которой ссылается Марконвиль, сохранился до наших дней; он действительно содержит предсказания «серьезных перемен в царствах и религиях». Однако этот альманах… поддельный! В подлинных альманахах Нострадамуса на этот год столь категоричных заявлений нет.

Впрочем, Марконвиль несомненно читал как минимум одно подлинное сочинение Нострадамуса. В той же книге он приводит подробное описание эпидемии чумы в Провансе в 1546 году, слово в слово заимствованное из кулинарно-косметического трактата предсказателя.[121] Однако имени автора этого описания Марконвиль не счел нужным упомянуть – как и нынешние критики пророка, он не желал видеть в его творениях ни единой крупицы истины.

После окончания (точнее, во время недолгого перерыва) смут на юге страны, свидетелем которых оказался Нострадамус, королева-мать Екатерина Медичи стремилась примирить французов – гугенотов и католиков, – сплотив их вокруг королевской власти. После Амбуазского мира, подписанного 19 марта 1562 года и разрешившего протестантам свободное отправление их культа, Екатерина организовала длительную поездку королевского двора по стране. В конце февраля 1564 года она отправилась в путь в сопровождении юного короля Карла IX (ему было 14 лет), герцога Анжуйского (будущего Генриха III), герцога Алансонского, а также маленького Генриха Наваррского (будущего Генриха IV) и многочисленной свиты политиков, государственных деятелей и придворных. Их путь лежал через Труа, Бар-ле-Дюк, Макон, Лион и Баланс. 24 сентября кортеж прибыл в Авиньон, а 16 октября покинул его. Было решено, что двор пересечет реку Дюранс по специально построенному понтону из бревен и кораблей, и направится в Марсель. Современник пишет:

«После прибытия двора в Авиньон явился достойнейший и великолепнейший принц господин д'Альбёф, который сообщил королю о приготовлениях, которые совершали господа в Марселе, чтобы с почестями принять его. И хотя при дворе ходил слух, что король (согласно кругообращениям и расчетам Нострадамуса) не поедет дальше, а вернется (в Париж. – А. П.), было приказано быстро построить мост, чтобы пересечь реку Дюранс. Христианнейший правитель, исполненный Божественного духа, руководствуясь добрым советом своего королевского двора, направился в Марсель, следуя учению Соломона, который изрек: мудрец управляет звездами».[122]