— Ладно, — усмехнулся Славин, — я буду ждать в отеле. Нопусть они знают, что если с вами что-нибудь случится…

— Об этом не нужно говорить. Они это знают.

Дронго повернулся и пошел к синему «Рено». Две пары глаззлобно следили за ним. Он уселся на заднее сиденье.

— Добрый день, ребята, — вежливо поздоровался он, — какхорошо, что мы снова увиделись. Так люблю встречаться со старыми знакомыми. Мыедем или вы будете молчать и смотреть по сторонам?

— Мы должны завязать тебе глаза, — с удовольствием объявилХасан.

— В прошлый раз не завязывали.

— В прошлый раз ты вел себя как беспредельщик, — напомнилХасан, — у меня до сих пор горло болит. Если бы мне разрешили, я бы тебя накуски нарезал.

— Не сомневаюсь. Только не сегодня. Завязывай глаза, ипоехали.

Хасан достал какую-то цветную шелковую ленту. Он туго стянулузел на глазах, так туго, что Дронго невольно произнес:

— Может, немного ослабите узел. Очень больно давит.

— Терпи, — засмеялись оба бандита.

— Идите к черту, — посоветовал Дронго, ослабляя узел, — и ненервируйте меня, ребята. Иначе просто выйду из машины и никуда не поеду. Вызнаете, зачем я встречаюсь с нашим земляком? Я вам скажу: чтобы помочь вашемушефу. Только поэтому.

Он блефовал, но только отчасти. Конечно, Саакяну было оченьвыгодно доказать непричастность Тевзадзе к этому убийству. Но для Дронго этобыло просто делом личной чести.

Они ехали довольно долго, минут двадцать. Наконец автомобильостановился. Его вывели из салона. Провели в какой-то дом, подняли поступенькам, спустили, снова подняли. И разрешили снять повязку. Он сначала дажезажмурился. Здесь был яркий свет. В кресле сидел мужчина лет сорока. У негобыло заросшее лицо, длинные черные волосы, красивые черные глаза. Он сидел вкресле, положив ногу на ногу. И внимательно смотрел на Дронго.

— Садись, — Хасан показал на второе кресло, стоявшеенапротив.

Дронго уселся. Почти сразу откуда-то из тьмы выступилвысокий мужчина. Дронго его узнал. Это был тот самый Юрий, который встречал ихна даче Саакяна.

— Можете беседовать, — сказал Юрий.

— Добрый день, — поздоровался Дронго, — вы, наверно, УмарСалихов, о котором я много слышал?

— Да. Зачем я тебе нужен?

— Вот пожалуйста, — пошутил Дронго, — сразу начинаетсяхамство. Я же обращаюсь к тебе на «вы», а ты говоришь мне «ты». Некрасиво.

— Хватит болтать. Говори, зачем ты хотел со мной увидеться.

— Тебя арестовали в девяносто седьмом, — напомнил Дронго, —и ты отсидел девять с лишним лет в колонии. Об этом я знаю…

— Эти данные есть в любом информационном центре, —усмехнулся Умар, — говори, зачем ты меня звал.

— После выхода из колонии ты поехал в Рязань. Я могу знать,зачем ты туда поехал?

— Это мое дело. Куда хочу, туда и еду. Гулять люблю.

— Не нагулялся? Девять лет гулял?

— Ты кто такой, чтобы меня учить?

— Просто спрашиваю. Не нужно хамить. Я тебе уже во второйраз говорю. Значит, ты поехал в Рязань и нашел там подполковника Кичинского. Ямогу узнать, о чем вы с ним говорили?

— Это ты у своего подполковника спроси, — посоветовал Умар.

— Не могу, — ответил Дронго, — и думаю, что ты знаешьпочему.

— Я с ним встречаться не хотел. Он сам на меня вышел. Сампредложил встретиться. Про Умара все знали. Меня люди уважали.

— А когда встретились, о чем говорили?

— О разном.

— Опять двадцать пять. Я с тобой приехал не лясы точить.Слушай меня внимательно. Ты встречался с подполковником Кичинским и рассказалему о том, как прошло нападение на новгородский ОМОН двенадцать лет назад.Верно?

— Если знаешь, зачем спрашиваешь?

— Хочу от тебя услышать.

— Да. Я ему все рассказал. Пусть знает. Мне «мусоров» жалконе бывает. Пусть он знает, как тогда получилось.

— И как тогда получилось?

— У нас человек приехал из арабских стран. Сам знаешь,откуда. С деньгами приехал. Большие деньги привез. Это сейчас миллион неденьги. А тогда сто тысяч долларов большие деньги были. Он предложил, чтобы мынашли офицера, который выдаст нам маршрут двух отрядов ОМОНа. Мы начали искатьтакого офицера. Нашли молодого капитана. Заплатили ему сто сорок тысяч долларовналичными. Он согласился выдать маршрут. Мы с ним договорились, что он поедетсо своим водителем в первой машине, и мы его трогать не будем. Так иполучилось. Первая машина прошла, остальных мы остановили с помощьюгранатометов. И потом из автоматов добили. А этот тип ушел в лес. И еще одногораненого офицера забрал с собой. Я, как только твоего подполковника увидел,сразу узнал его. Он и был тем самым раненым офицером.

— А капитаном тогда был Степан Проталин? — очень тихоспросил Дронго.

Даже Юрий, сидевший между ними, вздрогнул.

— Да, — кивнул Умар, — он тогда большие деньги получил. Стосорок тысяч долларов. И сдал нам весь отряд. Но он хитрый был, умный. Взял ссобой этого раненого офицера, не дал его добить. И сразу стал героем, всегазеты про него писали, все журналы. Даже фильм про него сняли. А потом онбыстро карьеру делать начал. А меня в девяносто седьмом схватили. Всю нашугруппу перебили, и меня отправили в колонию. Но я помнил, кому мы деньгидавали. Все эти годы хорошо помнил. Меня ведь сдал этот Проталин, когда мы вовторой раз на него вышли. Он решил, что опасно будет второй раз деньги брать идругой отряд подставлять. Я же говорю, что он умный был. Ну а я злой был. Всеэти годы про него помнил. И, когда вышел, решил не к нему ехать, а к его другу,которого он вытащил с поля боя. И когда подполковник узнал, что я в Рязаньприехал, он сам захотел со мной встретиться. Как ты сейчас, пришел ко мне.

Вот тогда я ему все и рассказал. Все, как случилось тогда.Как его друг взял деньги, как маршрут нам выдал, как с водителем в лес уходил.И как в последний момент вернулся, чтобы его вытащить и героем стать. Остальныесгорели просто. Ты бы видел, какое лицо было у этого подполковника. Я думал,что он сразу задохнется. Но он молодец, сдержался. Только зубы у него скрипели.А я доволен был очень. Пусть знает Проталин, что нельзя быть все времяпредателем. Предавая своих и чужих. Хотя какая совесть у предателей? Нету у нихсовести и никогда не было.

— А потом ты приехал сюда?

— Конечно. Я должен был убедиться, что Проталина наказали. Икогда мне сообщили, что его застрелили, я успокоился. Теперь я точно знал, ктоэто сделал. Потом про грузина какого-то говорить стали. Будто директор он илиего заместитель. Только я знал точно, кто пристрелил Проталина, как собаку. Егодруг и пристрелил. Тот самый, которого он из огня вытащил. Видимо, не могпростить ему друг такого предательства. Тридцать девять человек там остались. АПроталин все годы в героях ходил. Не мог ему этого простить Кичинский. И непростил.