– Может, позовём врача? – спросил Андрей вечером в среду, а потом сообразил, что это не так просто: надо везти Олю к её родителям, звать врача там. Оля, не открывая глаз, отрицательно помотала головой и тихо сказала, что всё хорошо, она ничего себе не сорвала, просто надо отдохнуть. Проснувшись утром, она потянулась, встала на мостик, опрокинулась на бок и почти бодрым голосом объявила, что чувствует себя лучше. Андрей поцеловал её на радостях, но тут же отстранился и взглядом спросил: точно?

– Точно, – ответила Оля. – И не переживай, это только моя дурость. Больше так не буду. И тебе не советую. Да правда лучше! – воскликнула она. – Иди сюда, сейчас тебе докажу! Я соскучилась, честно…

– Я тоже, – сказал Андрей, но чуть погодя всё-таки уговорил её приберечь главные доказательства до завтра. Тогда и поверил окончательно, и перестал себя ругать.

В пятницу вечером они вместе с Брындиным и Сашей сидели на десятом ряду в концертном зале Пролетарского дворца культуры. Один музыкант сорок два раза, по числу инструментов, играл за ширмой одну и ту же программу.

– Блин! – одними губами произнёс Слава, едва услышав звуки первой гитары, и ткнул большим пальцем в собственную грудь.

Андрей, у которого родились те же подозрения, кивнул с выражением «очень может быть». Слава нарисовал в воздухе нечто вроде блина, разделённого пополам вертикальной чертой, и Александра пихнула его локтем.

– Why? – беззвучно спросила Оля, приподняв брови. Вышло очень похоже на поцелуй, но Слава догадался и кивком дал понять, что ответит чуть погодя. Когда за ширмой меняли гитару, он шёпотом объяснил:

– Да первым всегда занижают оценки. Кто же знает, что будет дальше? Вот и перестраховываются на всякий случай. Жопа и есть. Блин, натуральная, в собственном соку. Минус десять мест, и это ещё хорошо, если десять.

– Во втором туре наверстаешь, – подбодрил Андрей.

– Мне бы твою печаль, – сказала Александра. – Я буду рада, если стану не последняя.

Зазвучал новый инструмент – чуть надтреснуто, как-то по-цыгански, что не очень вязалось с прелюдией Баха в чётком, даже суховатом исполнении невидимого музыканта. В зале, то здесь, то там, послышались смешки.

– Ну, этого ты всяко сделаешь, – сказал Андрей, дождавшись новой смены. – У него струны цепляют порожки на третьем, четвёртом и пятом ладу.

– И, кажется, это не я, – добавила Александра.

– А кто играет? – спросила Оля, кивнув на ширму, из-за которой доносился шёпот и звук осторожных шагов. – Ты его знаешь, Андрей?

– Сегодня Фрол. Володя Фролов. Учился двумя курсами старше меня.

– Ты лучше, – укоризненно сказала Оля.

– Не знаю, может быть… У себя дома каждый Сеговия, вот услышишь на сцене и сравнишь.

В пятницу зал был почти пуст: восемь членов жюри, человек тридцать мастеров и столько же гостей. Оля никого не знала и, когда в перерыве её стали знакомить со всеми подряд, выделила самых приметных и внушительных. Первым делом – конечно, Сергея Анатольевича Матвеева, великана лет шестидесяти с огромными ладонями и удивительно густыми, седыми волосами и бровями. Почти все мастера когда-то учились у него, все без исключения угощались на его даче шашлыками; он сделал не одну сотню гитар, звучащих теперь по всему миру, выиграл десятки конкурсов и, хоть в последние годы чаще занимал вторые-третьи места, всё равно оставался главарём этой симпатичной банды.

В субботу, на второй тур, народу собралось гораздо больше: добавилось гостей, подтянулись будущие покупатели. Матвеев, проходя мимо Оли, потрепал её по плечу, как добрую знакомую. Слава ёрзал, чертыхался, перебранивался с Александрой, но в целом остался доволен, не услышав своей гитары ни вначале, когда судьи жадничают, ни ближе к концу, когда они, вместе с музыкантом, устают.

– Я, кажется, уловил разницу, – выйдя в фойе, сказал Анатолий. – Думал, все будут на один голос. Но нет… одна, вроде, красиво звучит, но всё там и остаётся, на сцене. До нас еле долетает. А вторая – будто рядом, в метре от меня.

– Это и есть самое ценное качество, – объяснил Слава. – Но от чего зависит и как его стабильно добиваться… Эх, если бы я знал, был бы уже Брындин-Страдивари.

– А кто-нибудь знает? – поинтересовалась Оля.

– Может быть. Но мне он незнаком.

– Так это всё, конкурс окончен? – спросил Анатолий. – А что завтра?

– Завтра подведение итогов, раздача подзатыльников, концерт и всеобщая пьянка. Короче, танцуют все.

– Я тогда позову Дашу, – сказал Толя, – партнёршу.

Ей будет интересно.

В воскресенье зал ломился от публики, многие стояли в проходах, сидели на стульях по углам сцены, чуть ли не свисали с балкона. Было жарко. Маленькая девушка в строгом костюме, секретарь жюри, объявляла в микрофон результаты: от пятнадцатого места вверх. Названный ею мастер вставал, раскланивался, поднимался на сцену, где его поздравлял Марко – главный судья, рослый голландец со светлым, почти детским взглядом. Мастер принимал от него гитару, глядя на неё чуть изумлённо, будто не узнавая в первый миг, затем показывал залу: вот он, блудный ребёнок, ставший кинозвездой. Под овации, щёлканье фотоаппаратов и просьбы назвать телефон на сцену пробирался музыкант, садился, брал гитару – и все стихали, слушали. Потом хлопали вновь, обоим сразу, и часто требовали повторить на бис.

Один мастер, выставивший на конкурс две гитары, принимал поздравления уже дважды: с тринадцатым местом и восьмым. А Славу всё не вызывали.

Александра, внешне почти равнодушная, снимала происходящее на видеокамеру. Оля и Даша, успевшие подружиться, наперебой успокаивали Славу: назовут тебя, не волнуйся! Чем выше забрались, тем меньше ждать. Андрей молчал, но внушал уверенность своим видом: не зря же надел концертный смокинг с бабочкой; теперь, хочешь или нет, а играть придётся. Оля была нарядна, с подкрашенными губами и ресницами, в бирюзовом шёлковом платье с открытыми плечами и своих единственных, давних, но ещё далеко не стоптанных босоножках на маленьком каблуке. Даша, в чёрных брюках и бордовой кофте с кружевными манжетами, притягивала взгляды осанкой и светлыми волосами, пышной волной укрывающими спину. Все были хороши.

Наконец, маленькая девушка объявила:

– Четвёртое место заняла гитара… мастера… Святослава Брындина!

– Фффух! – с облегчением выдохнул Слава. Вообще-то, он метил в призёры, но и самая обидная награда, в шаге от пьедестала, была куда лучше невыносимого ожидания.

Овации затянулись, даже зал от них стал тихо раскачиваться и кружиться, подмигивая вспышками…

– Ты в порядке, Оль? – испуганно спросила Даша, тронув её за плечо. Оля встряхнула головой:

– Да, а что?

Слава богу, всё на местах. И Андрей уже поднимается на сцену.