— Да, я его…

Инстинктивная осторожность заставила ее замолчать.

— Нет, я выбросила его в пруд с кувшинками в парке.

— Вы полагаете, что кто-то подозревает вас в этой пропаже?

— Я не знаю. Не думаю, что кто-то придал большое значение моей маленькой персоне. Однако я не преминула намекнуть на ларец принцу Конде.

— В самом деле? Но это же безумство.

— Было необходимо добиться для отца права беспошлинного провоза мулов. О! Это целая история, — смеясь, сказала Анжелика. — А теперь я знаю, что и вы были в нее косвенно замешаны. Но я охотно повторила бы подобную выходку, только бы снова увидеть испуганные лица этих высокомерных сеньоров.

Анжелика оживилась, рассказывая о столкновении с принцем Конде.

Граф де Пейрак покачал головой.

— Я почти удивлен, что вижу вас рядом со мной живой. Наверно, вы действительно выглядели слишком безобидно. Но быть замешанной в придворные интриги очень опасно. При необходимости они не остановились бы перед убийством девочки.

С этими словами он поднялся, и Анжелика увидела, как граф приблизился к портьере и резко отдернул ее. Он вернулся с выражением досады на лице.

— Я недостаточно ловок, чтобы схватить любопытных.

— Нас кто-то подслушивал?

— Я в этом уверен.

Казалось, Жоффрей был мало озабочен этим инцидентом.

Зазвонили колокола, призывая к молитве.

Он встал.

— Я едва не потерял вас, — сказал он в своей обычной шутливой манере. — Надо полагать, наша встреча была предначертана на небесах.

Муж легким поцелуем коснулся ее руки.

— Я не позволю вас сжечь, маленькая колдунья.

ПРОШЛО несколько дней. Анжелика с друзьями возвращалась с утренней верховой прогулки вдоль берегов Гаронны.

Ей нравились прогулки верхом, и она посвящала этому занятию несколько часов на заре, когда еще было свежо и прохладно. Жоффрей де Пейрак редко присоединялся к их компании. В отличие от большинства дворян он почти не интересовался верховой ездой и охотой. Можно было подумать, что он избегает занятий, требующих физической силы, если бы его слава фехтовальщика не была почти так же велика, как и слава певца. Говорили, что он великолепно фехтует, проявляя чудеса ловкости, несмотря на свою больную ногу. Он ежедневно занимался в оружейном зале дворца, но Анжелика никогда не видела, как он стреляет.

Она еще очень мало знала его. Порой с неожиданным волнением Анжелика вспоминала слова архиепископа, с которыми тот обратился к ней в день свадьбы: «Между нами, мадам, вы выбрали себе очень странного мужа».

На фоне синего неба городские дома в розовых отблесках казались неясными миражами из сновидений. Но Анжелика не задержалась, чтобы насладиться таким любимым ею зрелищем. Она была рассеяна и вновь обеспокоена.

После столь очевидного сближения граф, казалось, вернулся к своей прежней манере — он обращался с ней почтительно, но отстраненно, как в первое время. Анжелика видела его очень редко и всегда в окружении гостей. Она спрашивала себя, не была ли сумасбродная Карменсита де Мерекур причиной нового отдаления? После поездки в Париж эта женщина вернулась в Тулузу, и теперь ее эпатажные выходки держали всех в напряжении. Всерьез поговаривали, что месье де Мерекур собирается заточить жену в монастырь. И если он еще не исполнил угрозу, то только по дипломатическим причинам. Война с Испанией продолжалась, и монсеньор Мазарини, который уже давно пытался начать мирные переговоры, советовал не совершать ничего, что могло бы задеть обидчивых испанцев. Красавица Карменсита была родом из влиятельной мадридской семьи. Перипетии ее семейной жизни имели даже большее значение, чем сражения во Фландрии, и становились известны в Мадриде — хотя официальные отношения были прекращены, тайные посланники под видом монахов, торговцев и купцов поддерживали связь по обе стороны Пиренеев.

Таким образом, Карменсита де Мерекур продолжала вести в Тулузе эксцентричную жизнь, и Анжелику это задевало и беспокоило. Несмотря на светский лоск, который она приобрела, вращаясь в блестящем тулузском обществе, в глубине души она оставалась простой, как полевой цветок, бесхитростной и легко ранимой. Молодая графиня чувствовала, что не в силах соперничать с Карменситой, и порой говорила себе, терзаемая ревностью, что испанка больше подходит, чем она, Анжелика, такому необыкновенному человеку, как Жоффрей де Пейрак.

Но в одном Анжелика была уверена — в вопросах науки в глазах мужа ей нет равных.

* * *

Однажды утром, подъезжая к дворцу в сопровождении пажей, галантных кавалеров и нескольких приятельниц, с которыми ей нравилось проводить время, Анжелика снова увидела у парадного подъезда карету с гербом архиепископа.

Сначала из экипажа вышел высокий суровый человек в серой рясе, а за ним какой-то дворянин: его одежда была украшена бантами, а сбоку висела шпага. Он громко бранился, раскаты его зычного голоса, выкрикивавшего приказы и ругательства, были слышны даже им.

— Честное слово, — воскликнул Бернар д'Андижос, постоянный спутник Анжелики, — это же шевалье де Жермонтаз, племянник архиепископа! Храни нас Господь! Он настоящий мужлан и самый большой дурак из всех, кого я знаю. Если вы мне доверяете, мадам, пойдемте через сад, чтобы избежать этой неприятной встречи.

Маленькая группа свернула налево и, оставив лошадей в конюшне, разместилась в красивой оранжерее, окруженной фонтанами. Но едва только гости присели за столики с фруктами и прохладительными напитками, как к Анжелике подошел паж и сказал, что ее желает видеть граф де Пейрак…

Анжелика нашла мужа в вестибюле в компании шевалье и монаха, которых только что видела выходящими из кареты.

— Это монах Беше — видный ученый, о котором нам говорил монсеньор, — обратился к ней Жоффрей. — И представляю вам также шевалье де Жермонтаза, племянника Его Преосвященства.

Монах был высоким и худым как щепка. Из-под выступающих бровей выглядывали близко посаженные, слегка косившие глаза, горящие лихорадочным, мистическим огнем; длинная худая жилистая шея торчала из рясы. Казалось, его спутник присутствует здесь только для того, чтобы подчеркнуть мрачный облик Беше. Насколько монах выглядел изнуренным умерщвлением плоти, настолько шевалье де Жермонтаз, беззаботный кутила, имел цветущий вид и в свои двадцать пять лет отличался уже благородной дородностью. Пышный белый парик ниспадал на одежду из голубого атласа со вставками из розовых лент. Рингравы были столь широкими, а кружев было так много, что среди такого обилия оборок его дворянская шпага смотрелась нелепо. Страусовыми перьями широкой фетровой шляпы шевалье подмел землю перед Анжеликой, поцеловал ей руку, но, выпрямляясь, бросил дерзкий взгляд, возмутивший молодую женщину.

— Ну вот, моя жена здесь и мы можем идти в лабораторию, — сказал граф де Пейрак.