В 1937—1938 годы была развернута невиданная по активности пропагандистская кампания вокруг НКВД и лично Ежова. «Кровавый карлик» получил все возможные награды и звания. Одновременно он занимал несколько ключевых партийно-государственных постов: секретаря ЦК, председателя КПК, наркома внутренних дел, кандидата в члены Политбюро. Получил распространение культ Ежова как человека, беспощадно уничтожающего «врагов народа». Его именем называли города, предприятия, колхозы, пароходы… Портреты Ежова печатались в газетах, их выносили на митинги. В газетах его имя называлось с эпитетами «сталинский нарком», «железный нарком» и «любимец народа». Широкую известность получили два варианта плаката Бориса Ефимова «Стальные Ежовы рукавицы», где нарком давит в ежовых рукавицах многоголовую змею, символизирующую троцкистов и бухаринцев.

В газетах была опубликована «Баллада о наркоме Ежове» за подписью казахского акына Джамбула Джабаева (по некоторым данным, сочиненная переводчиком Константином Алтайским):

«… Враги нашей жизни, враги миллионов, ползли к нам троцкистские банды шпионов, бухаринцы — хитрые змеи болот, националистов озлобленный сброд. Мерзавцы таились, неся нам оковы, но звери попались в капканы Ежова. Великого Сталина преданный друг, Ежов разорвал их предательский круг…» Кампания вокруг Ежова и НКВД сопровождалась призывами к бдительности и разоблачению врагов народа.

Однако Ежов не был «творцом» Большого террора, а был лишь послушным и активным исполнителем. Как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937—1938 годах Ежов побывал у вождя «на инструктажах» почти 290 раз и провел у него в общей сложности более 850 часов. Это был своеобразный рекорд. Чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов.

Свой посильный вклад в развитие доносительства вносили и подручные Ежова. Так один из самых кровавых палачей, работавший тогда начальником Управления НКВД по Ленинградской области, Леонид Заковский, называвший себя соратником Дзержинского, в газете «Ленинградская правда» прямо призывал к ложным доносам. В начале статьи он давал советы о том, как должен поступать «советский человек». Он писал: «Ты видишь — твой сосед живет не по средствам. Что сделает в таком случае обыватель? Посудачит с женой и забудет об этом. Но не так должен поступать советский человек: он должен немедленно сообщить об этом органам. Вот недавно мы получили заявление от одного рабочего, что ему подозрительна (хотя он и не имеет фактов) бухгалтер — дочь попа. Проверили: оказалось, что она враг народа. Поэтому не следует смущаться отсутствием фактов; наши органы проверят любое заявление, выяснят, разберутся». Надо сказать, что подобные призывы не пропадали даром — в доносах недостатка не было.

Раскручиванием механизма террора занимались и партийные лидеры самого высокого уровня.

В 1937 году на 5-м съезде КП (б) Грузии 1-й секретарь ЦК КП(б) Грузии Л.П. Берия, ставший преемником Ежова, заявил: «Пусть знают враги, что всякий, кто попытается поднять руку против воли нашего народа, против воли партии Ленина—Сталина, будет беспощадно смят и уничтожен».

В своем выступлении в 1937 году 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии В.Ф. Шарангович, расстрелянный после 3-го московского процесса, заявил: «Мы должны уничтожить до конца остатки японо-немецких и польских шпионов и диверсантов, остатки троцкистско-бухаринской банды и националистической падали, раздавить и стереть их в порошок, как бы они ни маскировались, в какую бы нору ни прятались!»

«У нас каждый трудящийся наркомвнуделец!» — вещал с трибуны на торжественном заседании в Большом театре, посвященном 20-й годовщине ВЧК-ОГПУ-НКВД, чуткий к политической конъюнктуре и проживший «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича» член Политбюро Анастас Микоян.

Активная пропагандистская политика явилась мощным катализатором в разрастании всеобщей подозрительности и шпиономании и ввергла страну в эпидемию доносительства и идеологической истерии. Повсюду в трудовых коллективах, институтах и школах по указанию партийных органов проходили собрания, где клеймили «троцкистско-бухаринских подонков» и призывали к бдительности.

Донос стал преподноситься как образец выполнения высокого гражданского долга, а доносительство приняло тотальный характер и стало органичной чертой поведения в обществе. Доносили как патриоты-добровольцы, так и завербованные и инструктируемые органами НКВД и поэтому более квалифицированные доносчики-агенты. Жанр доноса охватывал широкий спектр: от «оперативной» информации об услышанном накануне анекдоте «с душком» до серьезных посланий, в которых просматривалась «любовь к отчизне» и попутно обвинялись в троцкизме или вредительстве начальники, коллеги, соседи или приятели.

Именно в это время в массы был брошен лозунг: «Каждый гражданин — сотрудник НКВД», а поговорку «Доносчику — первый кнут» в народе заменила более актуальная: «Лучше стучать, чем перестукиваться». В эти годы по необоснованным доносам было арестовано и физически уничтожено множество людей, которых обвиняли в шпионаже, во вредительстве, а чаще всего — в антисоветской пропаганде и агитации. Чисто бытовые разговоры, шутки и анекдоты о положении в стране квалифицировались как антисоветская деятельность и жестоко карались. Репрессии, проводимые сталинским режимом в этот период, не имеют равных в человеческой истории. В стране «победившего социализма» со «сталинской конституцией», провозгласившей свободу слова, печати, собраний, уличных шествий и демонстраций, а также неприкосновенность личности, жилища и тайну переписки, репрессиям подверглись миллионы людей. И после публикации Конституции СССР — «самого демократического в мире основного закона» в стране продолжал действовать «Закон от 1 декабря 1934 года», устанавливающий по политическим преступлениям 10-дневное ведение следствия, запрет на обжалование приговоров и подачу прошений о помиловании, слушание дел без участия сторон и вызова свидетелей и т.п.

Оценки масштабов сталинских репрессий сильно различаются из-за разного понятия и определения слова «репрессия». По той же причине различаются и оценки числа погибших в результате репрессий — от сотен тысяч расстрелянных по 58-й статье до семи миллионов умерших от голода в начале 1930-х годов.

По данным правозащитной организации «Мемориал», всего жертвами репрессий за сталинский период стали от 11—12 до 38—39 млн. человек. Из них: 4,5 млн. были осуждены и расстреляны или подверглись заключению по политическим мотивам, 6,5 млн. подверглись депортации, 4 млн. были лишены избирательных прав, 7 млн. погибли от голода, 18 млн. стали жертвами так называемых трудовых указов[25].

По данным анализа статистики областных управлений КГБ СССР, проведенного в 1988 году, органами ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ в 1918-1953 годах были арестованы 4 308 487 человек, из них 835 194 человека расстреляны.

Российский исследователь Лунеев, ссылаясь на обобщенные отчеты ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ СССР сообщает, что за 1930—1953 годы по политическим обвинениям в стране осуждено 3 613 654 человека, из них приговорено к высшей мере наказания 755 528 человек.