– Да. Но это другое. Витсварт… он перестал быть технократом. Понимаете?

– Думаю, что да… Кстати, Брэтали, начёт того случая в восемнадцатом цехе. Удачно у тебя получилось.

– Только самому тошно. Стоял там и слушал, как нас проклинали. А ведь заранее знал: так и будет. Потому и пошёл. Потому и тошно.

Инио не перебивал. Но Сальваторе замолчал вдруг. Он чувствовал, что о чрезмерной откровенности потом наверняка пожалеет. Лучше сменить тему разговора.

– Командор, что за женщина в инвалидном кресле всё время рядом со Стейницем?

– Жена.

Ответ был очевиден, но Брэтали удивился. Стейниц не был похож на человека, который станет жить с женой, страдающей физическими недостатками.

– Во всех нас соединяются противоположности, – заметил Инио. – Макс очень предан Таис. Эта беда с ней от болезни. После курса генно-клеточной терапии врачи обещают полное восстановление. Но лечение долгое, займёт не меньше года.

Инио отпил белого вина из почти полного бокала. Тарелки на его столе не было. В позднее время старик предпочитал не есть.

– Ты ещё о чём-то хочешь спросить, да, Брэтали?

– Командор Инио… Когда мы с вами говорили про карьерный рост, вы имели в виду, что у вас не получилось занять более высокую должность? Или – что вы этого не захотели?

– Знаешь, место в «Мегалите» я получил не из-за родственных связей. Тоже по конкурсу устроился, простым виртуальщиком. И был ужасно горд – ведь компании производят почти всё, что необходимо людям. Я был тогда моложе тебя… Мои дела пошли в гору слишком быстро. Поэтому слишком сильным оказалось разочарование. Огромные партии оружия, которые экспортируются за границу, да ещё закупленная власть – всё это здорово поубавило мой энтузиазм. Видел здесь Дарона Мирциано?

– Да. Сначала решил даже, что ошибся.

– У каждой компании есть «свои» политики. Премьер-министр – мегалитовский ставленник.

– Если вы так ко всему этому относились, да и относитесь, почему не попытались ничего изменить?

Инио грустно улыбнулся. Вот он и выдал себя, этот парень. Амбициозен? Пытается научиться беспринципности? Возможно. Но понимает ли сам…

– Изменить – в одиночку?

– Ну ладно, я ляпнул глупость. Хотя бы просто уйти.

– Может, это слабость, Брэтали. Я предпочёл остаться. И не забираться особо высоко, чтобы меньше знать. А ты? Как бы ты поступил на моём месте?

Задавая вопрос, Инио знал, что задевает за больное. Брэтали нахмурился, появилась даже какая-то враждебность.

– Я не на вашем месте, командор, – холодно сказал он. – Я не говорил, что думаю так же, как вы.

После разговора с Инио Брэтали собрался уходить. Уже направился к дверям, но в этот вечер его не желали оставлять в покое.

– Ты Сальваторе. Не отрицай, я знаю, – раздалось за спиной.

Какой-то мальчишка. Откуда только он тут взялся?

– Допустим. И что? – скептически процедил Брэтали.

– Я Кейл Джесер. И я тебя предупреждаю: не смей приближаться к моей сестре, грёбаный маби!

Ага, понятно. Младший Джесер. Похож на Зарад. Тот же цвет волос, глаз. И ещё более явный контраст: в чертах Кейла уже заметна мужественность, но сквозь неё проглядывает почти детское выражение.

Но есть что-то ещё кроме сходства с сестрой… Более раннее впечатление.

Взгляд. Взгляд голубых глаз, полный ненависти.

День, когда поезд прибыл в Катакарану. Уличный терминал у вокзала, мальчишки возле фонаря. Крик, раздавшийся вслед.

Кейл, конечно, не вспомнит того случая. А если и вспомнит, никогда не узнает, что там был именно Сальваторе. А вот Брэтали мог бы в подробностях воспроизвести всю картину, хотя глянул тогда на подростков только вскользь. В некоторых случаях его память становилась почти фотографической.

– Шёл бы ты к своему папочке, детка, – сказал он Кейлу.

– Не понял, с кем говоришь, ублюдок? Знаешь, что я делал бы с такими как ты, будь моя воля? Убивал бы, как животных на бойне!

Язвительность Вейса Брэтали действительно рассердила. А здесь хотелось просто рассмеяться мальчишке в лицо. Но Сальваторе сдержался. Слегка наклонившись к Кейлу, на которого смотрел сверху вниз, он, с издевательской интонацией растягивая слова, произнёс:

– А знаешь, что я сделал бы с таким, как ты, детка?

Кейла затрясло от возмущения. Больше всего он сам сейчас походил на разозлённого зверька, которого загнали в угол.

– Да расслабься, – презрительно бросил Брэтали. – Не нужен мне ни ты, ни твоя сестрица. Неохота пачкаться о вас, людей.

После такого Джесер уже и вовсе онемел. Вся его буйная подростковая энергия перерабатывалась в чистую ненависть. Казалось, он вот-вот или с кулаками бросится на Сальваторе, или разревётся злыми слезами. Чем же всё-таки закончится, Брэтали дожидаться не стал.

* * *

Ситгофф держал в руках стакан с минеральной водой. Вино он не любил и не пил никогда. А более крепкие напитки предпочитал употреблять не на официальных приёмах, а в другой обстановке. Минералку шеф «Мегалита» взял тоже не от большой жажды. Он был занят разговором, а стакан небрежно крутил в пальцах, загадочным образом умудряясь не расплескать воду.

Разговаривал Ситгофф с высоким и подтянутым, хотя и немолодым человеком весьма приятной наружности. Слишком весьма приятной. Привычка почти в любых обстоятельствах сохранять на лице доброжелательность, честно и открыто улыбаться потенциальным избирателям уже давно стала для него второй натурой. Естественно, когда требовалось публично осудить чьи-то действия, выразить соболезнования по поводу несчастного случая или ещё что-то в этом роде, доброжелательное выражение сменялось другим, подходящим к ситуации. Но сейчас по его облику никто не догадался бы, что разговор с Ситгоффом ему в тягость.

– Кампания должна строиться по-другому, – говорил Ситгофф. – Если армия твоих так называемых помощников не в силах родить ничего получше – не понимаю, за что я их кормлю.

– Многие поддерживают «Демобъединение», Эйзеус. У нас по-прежнему высокий рейтинг.

– Не такой высокий, как раньше. И если он ещё упадёт до выборов, это будет нехорошо, Дарон. Очень нехорошо. Никаких новых идей, насколько я знаю, у вас нет. Дешёвый популизм скоро окончательно наскучит всем. Для своих лет, Дарон, ты плохо знаешь людей.

Дарон Мирциано пожал плечами. Жест вышел каким-то вялым.

– Не думаю, что принцип меняется. Всё то же: хлеба и зрелищ. Плюс хороший пиар.

– Ну преподносить-то свои зрелища с хлебом вы как-то по-новому можете? Или мне самому начать думать ещё и за вас? Большинство мест в Палате должно остаться за нами. Не забывай, кстати, и об антидоминантах.