Пока этот эффект подтвержден на кормящих самках белых крыс при внутрибрюшинном и интраназальном способах введения, а в клинике данный подход еще не пробовали. Весьма вероятно, что налоксон в минимальной дозе достаточно будет закапать женщине в нос, и он окажется способен специфично усиливать материнское поведение. С учетом небольшой дозы, в кровь, а тем более в молоко это вещество не пройдет. В целом предлагаемый метод может оказаться очень интересным с точки зрения расширения медицинского применения налоксона. И мы искренне надеемся, что от него будет польза при некоторых расстройствах материнского поведения.

Посмотрим теперь, за счет чего мозг детеныша ориентирован на маму. Здесь примерно та же логика, что и в случае родительского поведения: есть внутреннее состояние мозга новорожденного, есть внешние сенсорные сигналы, есть врожденные программы и идущее на их основе обучение. И конечно, мама для детеныша – самое важное существо. Это и источник еды, и тепло, и безопасность. Причем безопасность и тепло, пожалуй, даже важнее, чем еда.

Существуют классические эксперименты американского психолога Гарри Харлоу[[22] ], который работал еще в середине XX века. Внутри клетки у маленькой обезьянки-резус были установлены две искусственные «мамы». Одна – решетчатая, железная кукла, но у этой «мамы» имелась еда: к ней была приделана бутылочка с молоком. А вторая «мама» напоминала плюшевого мишку, была теплой и мягкой. Так вот, обезьянка-детеныш пила молоко, конечно, у железной куклы, но тут же переползала на мягкую «маму», потому что контакт с родителем очень важен. В том числе и для обезьяньих детенышей, которые рождаются неготовыми к самостоятельной жизни. Приматам нужен в течение нескольких месяцев постоянный контакт с родителем, и мягкая, плюшевая (а лучше, конечно, настоящая) мама совершенно необходима для комфортного состояния мозга детеныша и для адекватного развития его психики. Потому что в первый год жизни нейронные сети в мозге обезьян, так же как и в человеческом мозге, продолжают созревать. Если мама недостаточное количество времени находится рядом, то это стресс для детеныша, и потом будет масса проблем, связанных в том числе с работой центров многих потребностей.

В случае детской привязанности работают практически те же структуры мозга, которые участвуют и в родительском поведении: передний гипоталамус, прилежащее ядро прозрачной перегородки (главный центр положительных эмоций), дофаминовые нейроны среднего мозга. К этому списку добавляются еще две области. Одна из них – это обонятельная луковица, а вторая – уже упоминавшееся в главе про страх голубое пятно (зона, которая связана с ощущением безопасности).

Голубое пятно – центр тех эмоций, которые возникают, когда из потенциально опасной ситуации мы попадаем в безопасную. Напомним, что ощущение победы, преодоления также связано с этой структурой, а ее ведущим нейромедиатором является норадреналин.

То, что к отделам мозга, отвечающим за детское поведение, добавляется голубое пятно, говорит о значимости мамы как источника безопасности. То есть я обнял маму – и теперь мне ничего не страшно. Просто идти и держаться за мамин либо папин палец – это замечательно, для ребенка это уже счастье!

У родителя в этот момент «греет душу» окситоцин, а у ребенка – все три основные медиаторные системы, отвечающие за положительные эмоции: дофаминовая, опиоидная, норадреналиновая. А какое обучение идет на этом фоне! Детеныш старается подхватить, запомнить любые поведенческие реакции, реализуемые родителем; с готовностью повторяет его движения, издает похожие звуки и т. п.

По большому счету, не так важно, купили тебе конфету, мороженое, игрушку либо не купили, все равно мама – островок незыблемой надежности. Более того, всякий, я думаю, много раз наблюдал, что, даже если мама «обижает» ребенка, он все равно к ней же обращается за сочувствием и поддержкой. Скажем, мама кричит, возмущается, ругается, даже шлепает, а ребенок, обняв ее ноги, ей же рыдает и жалуется, что его обижают. А кому ж ему еще жаловаться? Дети в случае негативных эмоций все равно обращаются к родителю как к источнику безопасности.

Большинство детенышей животных знают, как выглядит их родитель, хотя бы в общих чертах. Известны классические, отмеченные Нобелевской премией эксперименты орнитолога Николаса Тинбергена с чайками, когда новорожденный (точнее, «нововылупившийся») птенец считал родителем серую или желтую палочку с красным пятном на конце. Палочка эта имитировала клюв родителя, и даже такой грубый муляж вызывал прекрасную реакцию птенца, который начинал ее клевать, долбить, требовать: «Есть, есть, еды давай!»

В принципе, мозг детеныша не очень озабочен целостным образом родителя, ему достаточно буквально нескольких ключевых сенсорных характеристик (зрительных, слуховых, тактильных, обонятельных). В случае ребенка важна общая схема лица. Человеческий детеныш врожденно знает, что родитель – это «носик, ротик, оборотик…». Когда над колыбелькой склоняется лицо родителя, родственника, просто друга семьи или медсестры, новорожденный радуется – это свой. Причем, когда ребенок маленький, для него детали лица не важны. Важно, чтобы на месте были глаза, нос, губы, поэтому появление каких-то дополнительных подробностей вроде очков или новой прически не очень значимо. Впрочем, прожив на свете несколько месяцев, младенец прекрасно обучается различать «своих» и «чужих», и те, кто ему незнаком, начинают запускать оборонительное поведение, реакцию страха. Это обычно приурочено к тому моменту, когда ребенок вступает в стадию активного ползания. Данное умение различать людей предотвращает удаление от родителя на слишком большое расстояние. Вот тут-то и становятся важны детали: лицо, особенности голоса, привычная одежда. И если мама впервые за полгода принарядится, чтобы «выйти в свет», малыш может ее и не узнать.

Импринтинг

В дополнение к врожденному знанию об образе родителя или новорожденного в сфере детско-родительского взаимодействия работает так называемый импринтинг («запечатление»). В мозге многих высших животных существуют нейросети, которые записывают некую очень важную видоспецифичную информацию в строго определенные периоды онтогенеза. Скажем, сразу после родов самка запоминает, как выглядит, звучит или пахнет именно ее детеныш. А новорожденный, взаимодействуя с нею, запоминает, как выглядит, звучит или пахнет его мама. Или, например, в процессе ухаживания и последующего спаривания запечатлевается половой партнер, и дальше возникает верность на всю жизнь (см. следующую главу).

Понятие импринтинга ввел австрийский зоопсихолог Конрад Лоренц[[23] ]. Он изучал, как детеныши запечатлевают образ родителя. Его классические исследования выполнены на цыплятах и гусятах, которые запоминали образ мамы-курицы или мамы-гусыни. В принципе цыпленок представляет, как выглядит курица, ее примерный размер, что это существо должно двигаться, что оно должно звучать, но как конкретно курица выглядит, он не знает. Поэтому любой относительно небольшой объект, который двигается и издает звуки, птенец запоминает после вылупления из яйца как маму. И будет ему адресовать свое детское поведение, следовать за ним, подражать, подлезать под него, если холодно или страшно, звать, когда плохо или одиноко. К. Лоренц произвел, например, импринтинг на самого себя. Он сидел на корточках рядом с новорожденными гусятами и дальше гусята считали его своей мамой. Важно было именно сидеть на корточках, потому что стоя человек слишком большой, а когда присел, его размер для гусенка уже нормален.