ОТПЕЧАТКИ

Даже мертвым Кен Лабин располагал большими возможностями, чем девяносто девять процентов живых.

В его профессии это имело смысл. Личность — вещь мимолетная: рост, вес, этноскелет можно легко поднастроить при помощи небольших изменений в эндокринной системе. Сетчатка, голос, отпечатки пальцев — всего лишь случайности развития, может, и уникальные при рождении, но едва ли неизменяемые. Даже ДНК можно откорректировать, надо лишь навесить на нее достаточно псевдокодонов. Один человек мог легко имитировать другого, и важно было сохранить способность меняться, не теряя доступа к жизненно необходимым ресурсам. Постоянная личность была бесполезна для Кена Лабина. Более того, потенциально она могла стать угрозой для его жизни.

Насколько он знал — а проверить так и не удосужился, — официально никакого Кена Лабина вообще не существовало.

Впрочем, совершенно неважно, кто он такой. Вы бы открыли человеку дверь только потому, что ему сканировали зрачки на прошлой неделе? За такой срок могло многое произойти. Может, его уже деконструировали и переманили на свою сторону. Может, он лучше предаст вас, но не позволит казнить своих детей, оказавшихся в заложниках. Может, он обрел Аллаха.

А если так, какой смысл остерегаться незнакомцев? Если чьих-то отпечатков сетчатки нет в базе, неужели он только из-за этого становится врагом?

Не имело никакого значения, был ли Лабин тем, кем себя представлял. Смысл заключался лишь в одном: в его мозг закачали такое количество Трипа Вины, что он психологически был не способен укусить одурманившую его руку.

Причем по его венам бежал далеко не обычный Трип. В ведомствах имелись тысячи разных вкусов на любой случай: один для Венесуэлы, четыре или пять для Китая, десятка два для Квебека. Ни один из них не полагался на столь лицемерный мотиватор, как «общее благо». Даже благодетельные правонарушители не служили ему, пусть в их тренировочных брошюрах и говорилось совсем другое. «Общее благо» может означать что угодно; черт побери, оно может даже пойти на пользу тем, «другим» парням.

Кен Лабин был химически предан Н'АмПацифику, причем в определенной сфере, имевшей отношение к выработке электрической энергии. После Гидровойны такие вопросы приобрели огромное значение; все эти двадцать лет корпы занимались тонкой настройкой молекул. Если бы Кен даже задумался о том, чтобы продать свои услуги не тому покупателю, его в тот же самый момент хватанул бы такой удар, по сравнению с которым большой эпилептический припадок показался бы нервной чесоткой на свидании вслепую. Когда механические «ищейки» обнюхивали ему промежность, они искали только Трип. Ни имя, ни одежду, ни накопленный балласт тяжелых металлов из океана, который мертвой хваткой цеплялся за Лабина даже после долгого душа в местном общественном центре. Машины плевали на преувеличенные слухи о его кончине, и тем более на необъяснимое возвращение из могилы.

Их заботило лишь то, похож ли Кен на них самих: послушен ли, верен, надежен.

И они распахнули перед Лабином двери. Дали денег, доступ в медкабины, на пять лет опережающие все, что можно было найти на улице. Возвратили слух и, совершенно неожиданно, одарили девственно-чистым санитарным свидетельством. Указали на пустую меблированную комнату, та удобным коконом поджидала любого из «своих», кому понадобилось бы место, чтобы перекантоваться.

И более того, «ищейки» пустили его в Убежище.

* * *

Тем не менее, кое-чего они не могли сделать в принципе. Например, провести выделенку в комнату. Такой вариант даже не обсуждался. Чтобы приступить к работе, Лабину пришлось выйти в люди, к анонимному ряду инфокабин на четырнадцатом этаже комплекса Ридли, доступных только для людей с совестью, сделанной на заказ. В любое время дня и ночи половина из них всегда была занята, за матированным стеклом дергались темные размытые фигуры, словно личинки, угнездившиеся в медовых сотах. Иногда два человека одновременно выходили в коридор и без единого слова проходили мимо друг друга, даже взгляда не поднимали. Тут никто не нуждался в ободряющих любезностях: все и так работали на одну сторону.

Внутри кабинки со шлемофоном, уютно облепившим подбородок, глаза и уши, Кеннет Лабин залогинился в Убежище и принялся беззвучно наговаривать вопросы про источник Чэннера. Оборудование считало шум гортани — понадобилась небольшая регулировка из-за вокодера, установленного в горле, — и отправило агента на охоту за ответами. Лабин запросил список упомина­ний, содержащих словосочетание «станция „Биб"», и тут же получил его. Сравнил результаты с реестром опасных микробов, появившихся из глубин океана.

На Чэннере не зарегистрировали никаких значимых патогенов.

Хмм.

Конечно, это ничего не доказывало. До Убежища не добиралось множество крайне неприятных фактов. Впрочем, существовали и другие подступы.

Предположим, что источник подорвали, чтобы сдержать некий фактор риска. Если бы о нем знали изначально, то «Биб» просто не запустили бы; значит, существовал определенный период, когда угроза распространялась незамеченной. А как только ее обнаружили, все ниточки пришлось подвязывать задним числом...

Строительные подрядчики. Судоверфи Западного побережья. Правда, на поверхности ядерными зарядами пользоваться бы не стали.

Скорее всего, зачистку проводили огнем.

Лабин вызвал частотную диаграмму пожаров за последнее время в радиусе пяти километров от компаний, занимавшихся морским строительством, и баз подряд­чиков, расположившихся вдоль берега Н'АмПацифика. Убежище выдало довольно любопытный пик спустя примерно три месяца после запуска «Биб»: судоверфи «Урчин», «Металлоконструкции Хэнсона» и комплекс «Шоуэлл Марине» в Сан-Франциско превратились в филиалы ада на Земле буквально за неделю. В течение еще двух недель около десятка площадок пострадало от поджогов, а кое-какие компании сами пожгли немало собственного имущества в рамках «плановых реконструкций».

Лабин расширил масштабы и запустил поиск заново: все крупные пожары за искомый период в любом месте на Тихоокеанском побережье Северной Америки.

Карта вспыхнула.

«Бог ты мой», — подумал Кен.

* * *

Что-то перепугало их до смерти. И все началось на «Биб».

В метабазе патогенов с Чэннера не нашлось никаких микроскопических хищников, которые выедают тело изнутри. Но вот макроскопические — тех вблизи источника водилось в избытке. Удильщики, рыбы-гадюки, морские коньки, куча всяких тварей. Черные зубастые монстры, некоторые утыканы биолюминесцентными ог­нями, другие матовые, как грязь, одни меняли пол из прихоти, плоть других топорщилась от вживленных тел паразитических партнеров. Отвратительные, мерзкие создания. Они кишели на срединных глубинах и внушали страх даже тогда, когда были не больше пары сантиметров в длину.

А на Чэннере они вырастали. Обычно эти крохотные кошмарики на такую глубину не заплывали, но к Чэннеру летели, как мотыльки на свет, и превращались в прожорливых гигантов размером с человека. За пределы «Биб» никто не выходил без газовой дубинки на поясе, и пользовались ей постоянно.