Новая — да. Внутри она дрожала, но внешне ничем этого не выдала. Ничем не показала.

Скинув шубу, я осталась в одном пламенеющем алом платье с откровенным вырезом. И повернулась к нему.

— Говори, что хотела, и проваливай, — холодно проговорил он, взглянув на наручные часы. — У тебя ровно три минуты.

Господи боже, могла ли я подумать, что все повернется таким образом?

Что моя собственная история отразится, как в кривом зеркале. И перенесётся на Варю. Ведь я вышла из этого целая и невредимая. И даже… нетронутая…

Нетронутая?

Лучше бы тронул…

Вольф не смотрел на меня, всем своим видом показывая, насколько я ему безразлична. Только холод на красивом безупречном лице. Лед в глазах.

А я… Я медленно взялась за пуговички на платье и стала их расстегивать — одну за другой. Странно, с моей-то неловкостью даже не запнулась ни разу. Получилось красиво и плавно, как в фильмах.

Алый кусок шелковистой материи упал к моим ногам. Я перешагнула его — о, чудо! — даже не споткнувшись, и подошла к нему.

На мне не было ничего, кроме фривольного красного кружевного белья. Раньше бы я прокляла себя, если надела такое… Сейчас — нет…

Нет.

Потому что на самом донышке светло-желтой радужки вспыхнуло удивление, которое мне оказалось почему-то приятно. Он не ожидал от меня такого.

Смотрел, как безумный. Смотрел — и не верил своим глазам.

Я прижалась к нему всем телом, прильнула к его твердым губам, плотно сжатым в одну прямую линию.

— Возьми меня, Владимир. Возьми, я твоя… — вместе с поцелуем выдохнула прямо в него.

В первые секунды показалось, что я совершила ошибку. Словно я прижимаюсь не к человеку — к скале. Холодному, бездушному камню, которому не ведомы эмоции и чувства.

Но в следующее мгновение Вольф сжал меня в объятиях, заставил задохнуться в жарком, пламенеющем поцелуе, от которого, казалось, земля поплыла у меня из-под ног.

Раньше я не могла полностью отдаться этим ощущениям.

Не понимала, как же сладко он целует.

Где-то на периферии сознания у него зазвонил сотовый — долго и очень настойчиво, после чего включился автоответчик на стационарном телефоне.

— Владимир Генрихович, ваша машина уже ожидает. Вылет через полчаса. Владимир Генрихович?

Все не было в порядке. Абсолютно.

Потому что объятый страстью мужчина обхватил мои бедра и усадил к себе на колени. Целовал мои губы и гладил распущенные волосы, вдыхая их запах. Потому что он спускался горячими губами по моей шее ниже, вынуждая выгибаться к себе навстречу.

— Владимир Генрихович? — долдонил автоответчик. — Владимир Генрихович, вылет через двадцать минут. У вас все в порядке?

Но это было неважно. Я сжала пальцами его плечи, чувствуя, как он сильный и приходя от этого в восторг. Наконец-то я смогла освободиться и почувствовать. Увидеть свое отражение в его глазах и понять, что я по-настоящему его хочу.

Только его.

В этот момент Вольф остановился.

Я ощущала его прерывистое дыхание на своей шее и пальцы на застежке бюстгальтера. Который он почему-то расстегивать не стал, хотя все мое существо молило об этом.

— Ульяна… — позвал он и легонько притронулся костяшками пальцев к моему подбородку. — Зачем ты пришла?

— Прошу тебя… Продолжай…

— Еще раз, — обманчиво спокойным голосом отозвался Вольф. — Что тебя от меня нужно? На что ты хочешь обменять свое тело?

Все-таки он обладал поистине звериным чутьем. Все чувствовал. Все понимал. Не понимал только одно, самого главного — я сама хотела этого.

И на его четкий вопрос, заданный холодным тоном, словно я, полуобнаженная, не нежилась у него на коленях, нужно было дать четкий ответ.

Партия была проиграна. Я ему не нужна.

— Чтобы ты спас Варю, — прямо глядя в глаза Вольфу, сказала я.

— Почему к Рахматулину не пошла? — усмехнулся он и расслабленно откинулся в кресле, разглядывая мое лицо. — Он сговорчивей меня, и возможностей у него больше.

— То, что ты увидел тогда в спальне… ничего не значило, — мучительно краснея, проговорила я. — Я думала вовсе не о нем.

Сейчас, когда я понимала, что мой план провалился, нахлынул стыд. Почувствовала себя голой… И глупой.

Впрочем, так оно и было.

Безумно захотелось одеться… Прикрыться. И не видеть больше этого потрясающе красивого мужчину с такими глубокими и внимательными глазами.

— Это я уже понял, — задумчиво проговорил он. — Навел кое-какие справки. Мои источники сообщили, что ты отказалась от обручального кольца с бриллиантом в одиннадцать карат. Поразительная добродетель.

В его голосе слышалась издевка, которой раньше там не было.

— Да, он с самого начала мне не понравился, — кивнула я. — Я имею ввиду… Ильяс, а не камень. Как ты и сказал, я пыталась держаться от него подальше. Не рассказала о том, как он заявился в нашу фирму, потому что боялась, что ты рассердишься. Он… Он очень напористый. Но я бы не стала с ним…

— Все это так, детка, — оборвал он. — И раньше я бы с радостью заключил с тобой эту, безусловно, приятную сделку. Но вот в чем проблема — Камиль Рахматулин прав. Страсть — страсть к тебе — мне не нужна. Эта одержимость делает меня слабее. Так что… К черту. Пожалуй, я откажусь от твоего заманчивого предложения. А ты — выпутывайся сама. Полагаю, будет сложно, но сложности закаляют характер. Тебе, кстати, не мешало бы немного его закалить.

Он ссадил меня на каретку кресла и накинул пальто.

Уходит! Черт побери! Он уходит! Улетает в свою Африку! У меня ничего не получилось! А это значит, Варя так и будет томиться в рабстве…

Ну уж нет!

— Вольф!

Я догнала его и впилась пальцами в лацканы пальто. Буду держать намертво — не отлепит меня от себя.

— Вольф, мою младшую сестру похитил какой-то мерзавец и силой удерживает у себя в доме. На полицию нет надежды. Мне не к кому больше обратиться. Заклинаю тебя, помоги. Вольф, я сделаю все, что захочешь. В ногах у тебя буду валяться. Любое твое желание… Любой каприз…

Он рывком приблизил меня к себе. И я увидела его идеальное лицо близко, так близко, словно во сне. Его глаза прожгли меня холодным огнем.

А затем он отпустил меня и сказал, отвернувшись:

— Хорошо, я помогу тебе. В последний раз. Мне ничего за это не нужно. Оденься.

Пока я, чувствуя, как меня легонько потряхивает, натягивала платье, он куда-то позвонил и дал указания по поводу отмены своего рейса в Африку.

А затем сбросил пальто и, вновь опустившись в кресло, медленно проговорил: