— Совесть? — с насмешкой переспросил В, округлив глаза. — Да прекращай! Совесть — это набор поведенческих шаблонов, заложенный социумом. Родителями и прочим информационным пространством. Воспитали тебя быть услужливым лакеем — совесть тебе подсказывает им быть. Воспитали жёстким эгоистом — совесть тебе подсказывает быть таковым. Обычная психология, а не какой-то там «заложенный инструмент». Тоже мне, как ляпнешь что-нибудь… — презрительно хмыкнул он.

— Ты никогда не задумывался, — спокойно рассуждал Мотя, — почему у тебя не бывает внутреннего протеста, если кто-то подаёт руку поскользнувшемуся человеку, помогая ему подняться? Почему, видя подобное, ты испытываешь внутренний комфорт? И почему у тебя всегда внутренний протест, если кого-то насилуют в тёмном переулке или обижают слабых? Откуда у людей эта непонятная тяга к некой фундаментальной справедливости? Откуда на подсознательном уровне каждый человек знает, что хорошо и правильно, а что плохо и неправильно? Вроде как всех воспитывают по-разному, а справедливость у всех одинаковая…

— Справедливость, — вновь перебил В, — это вообще потешное понятие. Люди твёрдо убеждены, что справедливостью называется удовлетворение собственного эгоизма. Я ещё не встречал ни одного человека, заявляющего о собственных излишках в деньгах и о несправедливости, связанной с этим обстоятельством. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то решительно стремился разделить с другими людьми свои деньги. Вот если у кого-то другого забрать деньги и отдать их ему, то это всегда пожалуйста! Такой «справедливости» навалом. Забрать у кого-то — за счастье! А раздать своё — ни в коем случае! Все вопли о несправедливости обычно заканчиваются с появлением у человека возможности самому набивать карманы. Точно так же, как и вопли о социализме заканчиваются с первым приобретённым в собственность участком земли. Все борцы за светлую жизнь других людей перестают быть борцами при первой же возможности присесть на кормушку и обирать людей, за светлую жизнь которых они боролись ещё вчера. Справедливость — очень субъективный термин. И у людей он всегда выражен двумя простыми мыслями: им всегда мало того, что у них есть, и они считают, что если у других людей чего-то больше, то это несправедливо.

— При чём тут опять твои любимые деньги и человеческий эгоизм? Ясное дело, что вся жизнь человека — это эгоизм. Альтруизма в чистом виде не существует в принципе. Я не спорю. Но вопрос всегда в форме эгоизма. Какая реакция окружающего мира для человека является желанной? В чём заключается идея эгоизма человека? От чего человеку хорошо? От чего человек получит счастье и чего он желает? От того, что он помог соседу починить машину? Или от того, что проколол ему шины? От того, что изобрёл что-то для человечества? Или от того, что украл что-то, пока никто не видел? В чём человек видит суть и смысл своих действий: в созидании или в разрушении? Ведь и созидание, и разрушение — это формы эгоизма. Но они разные настолько, насколько различны полюса плюса и минуса. Форма эгоизма — это свободный выбор человека. Что делать и как отвечать окружающему миру — выбор человека. Но я говорю не об эгоизме. Какое отношение к эгоизму имеет наблюдение за ситуацией, не несущей человеку никакой пользы и никакого вреда? Подал кто-то кому-то руку — какое дело до этого твоему эгоизму? Ему не холодно и не жарко от совершённого действия посторонних людей. Денег у тебя не становится ни меньше и ни больше. Я тебе говорю именно о ситуациях, никоим образом не затрагивающих ни эгоизма, ни самолюбия человека. А о ситуациях, за которыми человек наблюдает, как незаинтересованный зритель. Смотрит со стороны за жизнью других людей. Тем не менее человек испытывает к этому действу определённый набор ощущений. Ты меня, как всегда, не услышал…

— Да услышал-услышал, — небрежно отмахнулся В. — Опять какие-то абстрактные и обтекаемые определения и притягивание за уши.

— Самая что ни на есть конкретика, — настаивал Мотя. — Точный и явный внутренний позыв к одобрению одних действий и точный и явный внутренний позыв к отторжению действий других. К действиям одного качества — внутреннее одобрение. К действиям другого качества — внутреннее отторжение. К действиям, ещё раз говорю, никак напрямую не затрагивающим твоей жизни. Отчего это происходит? Отчего это вызывает в человеке хоть какие-то ощущения? Почему человеку это не безразлично? Ведь его жизнь протекает «в стороне» от подобных событий. Что это, по-твоему, такое и как это называется?

— Ну просвети уже, — игриво паясничал В, — а то я изнемогаю весь от любопытства. Хотя у любого адекватного человека вся эта эмоциональная возня обусловлена психологией воспитания и не чем другим.

— Эмоции и психология здесь вторичны. Эмоции возникают как следствие, либо в момент одобрения происходящего, либо в момент его порицания. Вопрос не в следствии. Вопрос в причине: почему человек реагирует на происходящее, хоть это его вроде бы и не касается? Потому что на самом деле происшествия в жизни других людей его очень даже касаются. Любые взаимодействия людей друг с другом, даже, казалось бы, посторонних — это прямое воздействие на жизнь каждого человека…

— Воздействие-то воздействие, — недовольно вставил В. — Я и не утверждал, что действия окружающих не отражаются на каждом конкретном человеке. В первую очередь, мы оцениваем действия других людей с точки зрения инстинкта самосохранения. Благоприятные действия окружающих получают удовлетворение, а неблагоприятные — отторжение. Если кто-то кому подал руку, то наш инстинкт самосохранения удовлетворён вследствие комфорта, полученного от безопасных действий окружающих людей. А если кто-то кого-то обижает, то и нам становится страшно. Ведь мы проецируем ситуацию на себя. Мы примеряем негативные действия на себя и по этой причине отвергаем их.

— Инстинкт самосохранения — это снова следствие, — настойчиво возражал Мотя. — А причина в том, что всё человечество — это один большой механизм. Это винтики Закона усложнения материи. И когда какой-то один винтик разрушается или стремится к разрушению, остальные реагируют на это отрицательно. Потому что это бьёт по всей совокупности винтиков. Разрушение одного винтика несёт разрушение всей структуре. А когда какой-то винтик усложняется, остальные реагируют на это положительно, потому что усложнение одного несёт усложнение всей совокупности. Отсюда и проистекает причина человеческого сострадания и милосердия. Ощущение единства с объектом проблемы. Сопереживание его разрушению как своему собственному. И то же самое — радость за другого человека. Радость за его успехи как за свои собственные.

— Ах, вот оно как всё оказывается! — разразился иронией В. — Спасибо друг, аж от сердца отлегло. Глядишь, хоть спать теперь крепко буду с таким мощнецким знанием! А то ворочался по ночам, просыпаясь в холодном поту, и всё понять не мог — отчего же каждый друг у друга последний кусок из глотки вырвать готов? Почему же, чем у соседа хуже, тем тебе лучше? Откуда в людях столько гнили и мерзости?! А это, оказывается, оттого, что люди так «радуются» друг за друга и «сострадают» друг другу. От доброты их душевной и чувства единения всё так происходит! Механизм они единый, оказывается. Вот ты меня разморочил так разморочил! Глаза мои несмышленые хоть на мир приоткрыл…