Мадера не ответил. Либерман открыл дверь камеры. Хосе Мадера не шелохнулся.

— Выходи, — сказал Либерман.

Подросток моргнул.

— Выходи, — повторил Эйб, сопровождая слова движением руки.

Мадера встал. На руках у него были наручники. Лицо сохраняло угрюмое выражение. Либерман придержал дверь, и подросток вышел. Либерман показал на стоявший рядом складной стул. Мадера сел. Либерман подал ему кока-колу и сел напротив Хосе.

— Поговорим, — предложил Либерман.

— No hablo[43]по-английски, — ответил Мадера.

— Виепо, — сказал Либерман. — Entonces vamos а hablar in Español. Yo necesito a practicar[44].

— Только не со мной. У тебя говенный испанский.

— Я знаю, — сказал Либерман. — Ты стрелял в полицейского в своем доме?

— Нет.

Мадера допил колу и теперь жевал кубики льда.

— Почему я должен тебе верить? Ты пришел домой, обнаружил какого-то человека в спальне своей сестры и застрелил его. Это вполне понятно.

— Я не стрелял в него. Сам увидишь. Пули не подойдут к моему пистолету. Я в таких делах понимаю.

Мадера выглядел недостаточно сообразительным, чтобы вести игру. Пуля была только одна, и ее забрал стрелок.

— И еще, — продолжал Хосе, — если б я в него стрелял, я бы сказал. Про меня бы все узнали, вот. Ты сказал, будто я стрелял в парня, которого увидел у себя дома. Вроде как не знал, что это коп. Но скажу тебе по секрету: я любого копа сразу бы узнал.

— И ты говоришь это копу? — напомнил ему Либерман.

Мадера пожал плечами. Он прикончил кубики льда и взялся за бумажный стаканчик, отрывая от него зубами клочки и выплевывая их на пол.

— А что ты мне сделаешь? — спросил Мадера. — Я малолетка. Я и за убийство первой степени получу трояк — и на волю. Приведи-ка мне адвоката, приятель.

— Я знал твою сестру, — сказал Либерман.

— Ну и хрень ты несешь! — Мадера сплюнул клочок бумаги в сторону Либермана.

— Она время от времени давала мне информацию. Я хочу выяснить, кто ее убил, — сказал Либерман, не повышая голоса.

— Говорю же — полная хрень, — повторил Хосе.

— Где твоя другая сестра, Гваделупе?

— Может, в Китае, может, мертвая, кто ж ее знает?

Мадера теперь подпрыгивал на стуле, оглядываясь вокруг, как будто стены сближались и грозили его раздавить.

— Где твоя мать? — спокойно спросил Либерман.

— А где твоя?

— Ладно, — сказал Эйб, — Возвращайся в клетку. Но у меня есть для тебя кое-что. В штате Иллинойс пятнадцатилетний может быть осужден за тяжкое преступление наравне со взрослым, а моему шефу нужен козел отпущения. И мне нужен козел отпущения. Мой напарник — тот самый полицейский, которого подстрелили. И еще: ни судьи, ни присяжные не любят тех, кто убивает полицейских.

Мадеру, похоже, загнали в угол. Он крутил головой и дергал запястьями, его глаза горели яростью. Наручники звенели. Либерман не мог понять, наблюдает ли он приступ безумия или действие наркотиков.

— Фрэнк, — заговорил Хосе Мадера. — Его зовут Фрэнк. Она сказала Лупе, что должен прийти Фрэнк. Она собиралась уезжать. Я сказал ей, что зубами порву рожу этому Фрэнку. — Мадера оскалил зубы — крупные, желтые, гнилые.

— Лупе? — спросил Либерман. — Гваделупе, вторая твоя сестра? Она в Чикаго?

Теперь Хосе раскачивался на стуле и, не раскрывая рта, издавал звуки, похожие на жужжание. Нестор Бриггс, все еще с телефонной трубка у уха, оглянулся. Либерман покачал головой, показывая, что в помощи не нуждается.

— Тебе лучше вернуться в камеру, — сказал он, вставая.

Мадера продолжал раскачиваться.

— Хосе, levantase[45].

Мадера вскочил со стула и бросился на Либермана. Тот был к этому готов, но Хосе почти удалось сбить его с ног. Либерман сделал шаг вправо, причем колени лишь робко пообещали ему разогнуться попозже. Мадера в полете ударил его плечом по ноге. Либерман отступил, и подросток врезался головой в стул и растянулся на полу. Либерман достал пистолет и направил его на Мадеру. Нестор Бриггс уже стоял рядом с оружием в руках.

Хосе Мадера с воплем повернулся. Удар рассек ему лоб, кровь заливала лицо. Такую рану придется зашивать, и швов будет масса.

— Пристрелите меня, — сказал Мадера.

Нестор Бриггс начал медленно обходить парня справа.

Кровь попала Хосе в рот и окрасила зубы. Пока он вставал на колени, Нестор Бриггс подошел к нему сзади.

— Пристрелите меня, — закричал Мадера, подняв скованные руки над головой.

Он явно приготовился к нападению. И Либерман знал, что не сможет выстрелить. Эйб не мог стрелять в пятнадцатилетнего подростка в наручниках.

— Хосе, — сказал Либерман, напустив на себя выражение скуки и вложив пистолет в кобуру, — ты знаешь, что такое поц? — На столе Нестора Бриггса зазвонил телефон. Мадера замешкался. — Что такое поц? — повторил Либерман, покачивая головой от удивления перед глупостью мальчишки. — Поц — это ты. Стоишь там, как… поц. Даже не знаю, можешь ли ты на что-нибудь надеяться. Вали обратно в клетку. Мне надо отлить.

Телефон не умолкал.

Прежде чем Хосе Мадера смог решить, что ему делать, Нестор Бриггс, стоявший сзади, ухватился за цепь от наручников и потянул на себя. Мадера упал на спину, у него перехватило дыхание. Либерман схватил его за ноги, Бриггс — за руки, они быстро перетащили парня в клетку и заперли.

Телефон продолжал звонить.

— Слишком стар я для этого, — заметил Бриггс, тяжело дыша.

— Молодчина, Нестор, — сказал Либерман, отказываясь слушать свои колени, которые настойчиво требовали немедленных переговоров.

— Рад, что смог помочь, — отозвался Нестор. — Я позвоню, чтобы прислали помощь, и отправлю его к Эджуотеру наложить швы. Знаешь, мы могли бы воспользоваться дротиком со снотворным — в самый раз для носорогов и таких вот парней.

Бриггс заковылял ко все еще не умолкавшему телефону, а Либерман бросил последний взгляд на Хосе Мадеру, который сидел на полу в своей клетке и сплевывал кровь.

— Да, — сказал Либерман. — Я твой должник, Нестор, за мной одна услуга.

— Одна, как же. — Бриггс подошел к своему столу. — За тобой столько услуг, что тебе придется платить по счетам до пенсии.

Нестор взял телефонную трубку.