вызов, как водится, без всяких приветствий. — Слушай, не знаешь, где тетя Марина? Я просто сейчас в Петрово, к вам заезжал, так дома никого нет, кроме прислуги.

— А на кой тебе моя мама понадобилась? — изумился я, а после рассмеялся. — Или семейство Сивцовых опять надумало кому-то картину подарить?

Лет десять назад отец Сивого надумал одному из своих деловых партнеров на юбилей полотно известного русского передвижника презентовать. За немалые деньги его приобрел в галерее, с экспертизой, со всеми делами, но все равно прокололся — впихнули ему пусть очень качественное, но фуфло. На его удачу в их дом по каким-то своим делам заглянула моя мама, которой данную покупку с гордостью и продемонстрировали. Мама поковыряла ногтем краски, понюхала матерчатую основу, посмотрела на изображение под разными углами и освещением, а после сообщила дяде Аркадию, отцу Сивого, что того красиво и умело поимели. Ну, не такими выражениями, естественно, только дяде Аркадию от того легче не стало.

Закончилось все хорошо. Ловкачи улизнуть не успели, служба безопасности Сивцова-старшего успела их прихватить буквально в последний момент, ну а дальше все стало совсем просто и понятно. Жулики отправились на долгое лечение в травматологическое отделение одной из городских больниц, деловой партнер в результате получил в подарок какое-то коллекционное оружие, дядя Аркадий обрел бесценный опыт в области живописи, а моя мама обзавелась недурственной копией одного из художников-передвижников и негромкой поселковой славой класса: «так-то вроде она тихоня тихоней, но в вопросах искусства шарит — дай бог каждому».

Именно поэтому время от времени к ней обращались соседи по поселку, если желали приобрести что-то стоящее из мира живописи или скульптуры. Маму это забавляло и радовало.

— Да какой там, — хмыкнул Сивый. — Папаша после того случая даже в офисе со стен все картины поснимал. Ты же понимаешь, не в деньгах дело — в принципе. Его — и кинули. Хуже не придумаешь.

Тоже правда. Слышал я кое-что о юных годах Сивцова-старшего и о том, как он первоначальный капитал сколачивал. Ради правды, легко еще те прохиндеи отделались, случись такая история лет на десять пораньше, не обошлось бы все банальными переломами и отбитыми почками.

— Понимаю. — Я затянулся сигаретой. — Так ты чего от мамы хотел?

— Билеты ей предложить, — отозвался мой приятель. — В театр.

— Сивый, не пугай меня, — попросил я его. — Все настолько плохо? Ты прогорел? Ну, просто я не могу придумать, по какой еще причине ты подался в компанию веселых ребят, которые начинают разговор со слов «мы хотим пригласить вас в театр».

— Типун тебе на твой длинный язык, Швец, — от всего сердца пожелал мне Сивый. — Нет, конечно. Просто бате моему за уважуху подогнали два пригласительных в театр. Ну, открытие сезона на носу, генеральный прогон премьерного спектакля, все такое, потом еще фуршет для спонсоров состоится за спонсорские же деньги. Его фирма в их числе и не на последних ролях, так что… А ему этот спектакль на фиг не нужен, он еще вчера в Завидово умотал, поближе к бане и охоте. Билеты мне спихнул, мол, со своей сходишь, культуры хапнешь, а, самое главное, после речь там толкнешь от нас. В смысле от спонсоров. Слияние бизнеса и театра, все такое…

— А подруге твоей билеты как шли, так и ехали, — продолжил за него я.

— Само собой! — хохотнул Сивый. — Она и читает-то с трудом, какой там Чехов… Но мне это даже нравится. С умными проблем куда больше. Ты же помнишь мою бывшую? Ну вот. Я там расслабиться ни на секунду не мог, все подвоха ждал.

— Так ты и теперь не расслабляешься, — заметил я. — Почему? Потому что не напрягаешься.

— Баян.

— Ну да, он. Но верно же?

— Верно, — подтвердил Пашка. — Так вот, подумал я, подумал и решил попросить туда сходить тетю Марину. Ну, она же такое любит. Помнишь, сколько нас по театрам тогда таскала? И говорить красиво умеет, ее речь потом в спектакль наверняка вставят как отдельный монолог. Само собой, я бы водителя нашего с ней отправил, чтобы отвез ее туда-обратно, все как положено. Все равно ему делать нечего. Батя на охоте, мама с сеструхой в Майами, он сидит, лодыря целыми днями гоняет, горничную за попу трогает. А тети Марины дома и нет! И телефона ее у меня тоже нет, а прислуга у вас — как подполье во время войны, слова не выжмешь. Дяди Толин номер, правда, имеется, но я ему звонить не рвусь. Мне кажется, он до сих пор меня не сильно любит. Ну, после того случая.

— После того случая он меня не сильно любит, — заметил я, — а к тебе он нормально относится, не гони волну. Если дела с родителем твоим ведет, значит, все пучком.

— И все-таки набери тетю Марину сам, а? — попросил меня Сивый. — Спроси. Просто бате наверняка позвонят и скажут, что, мол, вы не пришли, а мы так ждали. Если он будет в хорошем настроении, то, считай, пронесло. Но если нет, то мне мало не покажется, вроде как подвел родителя. А он мне гарантийное письмо под сделку одну должен дать, без него я горю.

— Ничего я не понял, кроме одного: тебе надо, чтобы кто-то сходил в театр и после на банкете от вашей фирмы речь толкнул?

— Ну!

— Уговорил, схожу, — вальяжно произнес я. — Но будешь должен.

— Не вопрос, — оживился Сивый. — Так даже лучше. Начало в семь, успеешь?

— Само собой. — Я глянул на часы. — И вот еще что. Ты там что-то насчет машины говорил? Валяй, присылай часам к шести. Мой адрес ты помнишь.

— Эй-эй! — возмутился Пашка. — Одно дело — тетя Марина, другое — ты. Такси вызовешь.

— А билеты? — немедленно уточнил я. — Их кто мне передаст?

— Вот капец ты какой прожженный, Швец, — фыркнул Сивый. — Всегда таким был! Ладно, водила звякнет, как подъедет. И еще — если что, ты не Валера, а Павел, ясно? Ну, чтобы батя чего не заподозрил.

— А как бы моя мама…

— Ой, не парь мне мозги, — попросил меня Пашка. — Это разные ситуации. Раз едешь ты, то побудешь Сивцовым, не переломишься.

— Да не вопрос, — согласился я. — Не в первый раз.

И это чистая правда. В нашем совместном прошлом чего только не происходило. Приходилось и мне Сивцовым бывать, и ему — Швецовым. Случаи — они разные бывают.

— Валер, ну, мы едем?! — возмущенно гаркнул Жендос от машины. — Имей совесть!

— Пять сек. — Показал я ему ладонь с растопыренными пальцами, одновременно с этим ища в аппарате телефон. — Еще один звонок. Ага,