Служанка проводила нас в покои Василисы, светлые и просторные. Под потолком тускло светились магические шары: крошечные огоньки танцевали за толстым матовым стеклом. На спокойный приглушенный свет мои глаза реагировали не так болезненно, как на солнечный, но щуриться все равно приходилось.

Василиса все еще вышивала, сидя у окна. На ткани расцветали алые маки, огромные, похожие на расплывшиеся пятна крови, и от вышивки веяло такой силой, что даже у меня начало покалывать кожу, волк же болезненно морщился и старался держаться позади.

Сделав последний стежок, царица отложила рукоделие и внимательно всмотрелась в меня.

– Вовремя. Некоторые изменения в твоем теле уже необратимы, – спокойно заметила она, словно говорила о чем-то незначительном, вроде перемены погоды. Я едва сдержалась, чтобы не зашипеть. В конце концов, она вовсе не обязана нам помогать.

– Ложись, – велела Василиса, указав на широкую лавку. – Чтобы спасти тебя, мне придется сначала убить – только так можно остановить действие яда в твоей крови. Но мне нужна плата.

Волк дернулся на этих словах, едва слышно зарычал. Я чувствовала его желание вцепиться в горло царицы, как свое, и, прежде чем покорно лечь, чуть крепче сжала его пальцы. Нам все равно больше некому верить и не на кого надеяться.

Василиса встретила горящий взгляд волка и на удивление спокойно и серьезно ответила на клокотавшие в его глотке вопросы:

– Клянусь своей силой, я собираюсь помочь, а не навредить.

Волка это не успокоило, но он шагнул назад, к дверям, чтобы не мешать.

– Какая плата? – Лежать на лавке было жестко и неудобно. Я подозревала, что одним глотком живой воды дело не обойдется, но и такого кошмара не ожидала. Царица так обыденно говорила о моем убийстве, словно речь шла о стрижке ногтей, но ее умиротворенность не успокаивала, отнюдь. Я смотрела на ее молодое безразличное лицо, похожее сейчас на лицо маньяка, и едва сдерживала дрожь. Хотелось вскочить с лавки и с воплями унестись прочь – желательно не только из терема, но и из золотого царства.

– Расскажи, – медленно сказала Василиса, поигрывая деревянным стилетом в руке, – что вы сделали с моей средней сестрой? Признаться, я была удивлена, когда она прекратила чинить козни.

– Она убивала нечисть и выпивала их кровь. Она забирала их силу, светилась серебряным светом, и этот свет ее и убил. Она хотела подчинить моего спутника, посчитала его, принявшего волчье обличье, за волшебного зверя. Меня же, – тут я фыркнула от смеха, – посчитала волшебницей сильнее тебя. Предлагала уничтожить твое царство…

– Даже так? – На лице Василисы мелькнула заинтересованность. – Зареслава всегда была глупа, самолюбива и неразборчива в средствах. Даже жаль, что она не смогла остановиться вовремя. Я сама хотела убить ее.

Я поежилась, радуясь, что не проговорилась о вкладе волка в смерть серебряной княгини. Что-то мне подсказывает, что не стоит царице знать, что мой друг – шаман-недоучка.

– Ты принесла хорошую весть, Соколица, – ласково улыбнулась Василиса, и от ее улыбки меня мороз продрал по коже.

Она шагнула ко мне и одним ударом вогнала стилет прямо в сердце.

Боли не было. Скорее – недоумение. Я ожидала тьмы и мучений, но вместо этого из-за спины царицы смотрела на свое тело. Смерть заострила и без того худые черты моего лица, вокруг глаз залегли глубокие тени, губы посерели, став почти одного цвета с кожей. Светло-русые волосы поблекли, сухой и ломкой паклей рассыпались вокруг лица. Зрачки сузились в точку, открывая зеленоватую радужку, уже начавшую мутнеть.

Василиса осторожно закрыла моему телу глаза, отстранив волка к двери.

– Следи, чтобы мне не помешали, – велела она, даже не взглянув в его сторону. Волк заворчал, но покорно привалился к двери спиной, не сводя мрачного взгляда с царицы. Ей он тоже не доверял, как и любой твари Навьего царства, и постоянно ожидал подвоха.

Самым неприятным в моем положении было то, что я не могла пошевелиться. Я оказалась заключена в одной точке пространства, и даже голову повернуть, чтобы посмотреть в другую сторону, не могла! Только наблюдать за Василисой, и то со спины.

Но и тут она меня разочаровала. Никаких сложных манипуляций и ритуалов не было. Царица взяла со стола два крошечных пузырька, воду из одного вылила в рану, из второго – в рот.

– Выживет она или нет, мы узнаем через три ночи, в полнолуние, когда яд нежити должен набрать максимальную силу. И либо ее кровь, смешанная с живой и мертвой водой, пересилит его, либо Соколица все-таки станет лесной нежитью.

– Ты же обещала помочь! – выкрикнул волк, метнувшись к царице и схватив ее за плечи.

– Я помогла. – Она мягко отстранила его от себя одним легким прикосновением, но руки волка безвольно упали вдоль тела, и сам он кулем осел на пол. – Все, что можно было сделать, я сделала. Остается ждать. А теперь уходи отсюда. Больше ты ей не нужен.

Волк зарычал, но так и не пошевелился. Когда царица вышла из комнаты и ее чары спали, волк сел на пол рядом со мной, начал вполголоса напевать мелодию на незнакомом языке, проигнорировав приказ Василисы.

Было невыносимо скучно. За окном стемнело, взошла рогатая луна, белесая, цветом похожая на бельмо. Магические шары погасли, в полумраке сверкали только глаза волка. Он боролся со сном, постоянно проверял мое дыхание, надеясь, что я очнусь раньше. Я тоскливо наблюдала за ним, чувствуя себя зрителем безумно унылого фильма – ни сделать что-то, ни точку обзора сменить. Сиди и смотри, что тебе показывают.

Волк все-таки задремал, и мне оставалось только наблюдать за моим телом. Кожа светлела, став молочно-белой, волосы перестали выглядеть скомканной паклей. Теперь я выглядела как спящая глубоким сном девушка… если бы не распахнула светящиеся глаза.

Я попыталась крикнуть, разбудить волка, но ничего не вышло. Он продолжал дремать, уперев лоб в сгиб локтя, и не замечал, как мое тело неуклюже садится, потерянно озираясь. Глаза у твари светились бледным зеленоватым светом, как гнилушки на болотах, лицо оставалось спокойным и неподвижным, но главное – моим, не спеша превращаться в безносую зубастую морду.

Волка она пока игнорировала, хромала, ходила по комнате, слепо водя перед собой руками. Задев что-то из мебели или смахнув и разбив пузырек, тварь замирала, чутко прислушиваясь. Она еще не освоилась с моим телом, пару раз споткнулась о собственные ноги, запутавшись в длинном сарафане.

Вряд ли царица предвидела такой исход – иначе не оставила бы мое тело в окружении хрупких