в руках.

Стоит ли надевать её? Стоит ли играть с огнем?

Да, это был всего лишь кусок тряпки ― кстати, очень дорогой тряпки, ― но почему―то мысль о том, что даже такая незначительная вещь способна многое поменять, не давала мне покоя.

У меня был выбор.

Бесспорно, был.

Я могла послушать своё здравомыслие и надеть его рубашку, либо подчиниться своему идиотизму, которое просто кричало ― «этим ты нарвешься на неприятности!!!».

Иногда, выбор сделать очень сложно, ведь все мы боимся совершить ошибку. Но порой ошибиться просто необходимо. Это помогает нам понять многие вещи, которые до этого оставались необъяснимыми. И людей, которые казались недосягаемыми.

— Ладно, ― выдохнула, вешая рубашку на стул, ― была не была.

Мерил шагами зал, сунув руки в карманы брюк и иногда поглядывая на дверь подсобки. Я даже не думал, что находиться с ней наедине будет так невыносимо.

Почему согласился на её долбанные правила?

Разве раньше мне не приходилось сталкиваться с условиями, которые не были для меня выгодными? Приходилось. И много раз. Почти каждый день я собственноручно сворачивал сделки, которые не вызывали во мне интереса и переделывал пункты тех из них, полезный эффект от которых мог обратить в свою сторону. Так почему же в этой ситуации не поступил так же? Почему подставил сам себя?

Дело было в ней.

Эта девчонка сама того не понимая толкала меня на безумства.

Я мог противиться сколько угодно, мог даже убеждать себя, что смогу вернуть всё назад. Вернуть холодного, безразличного и бездушного человека, коим всегда был. Но понимал, что ничего из этого не выйдет. Как бы я ни старался.

Ведь только увидев её глаза, только заглянув в их глубину, я больше уже не понимал, кто я или кем должен быть. Видел только её одну. Словно больше ничто не имело значения.

Когда дверь открылась, остановился и поднял голову вверх.

Одетая в мою широкую рубашку, Эбигейл выглядела еще миниатюрнее. Ощутил, как ненормальное ёкнуло ― ведь впервые в жизни я позволил кому―то надеть свою вещь. Впервые в жизни собственными руками отдал девушке пусть малую, но все же частичку себя. Я заворожено наблюдал за тем, как девчонка неуверенно прикрыла дверь, а затем медленно направилась ко мне, с легкой опаской поглядывая в сторону стойки.

Я понимал, кого именно она пыталась найти. А то, как она мимолетно закусила губу и смяла край рубашки, выдало её волнение. Наверное, только идиот не заметил бы её облегчения, когда она поняла, что ни Майка, ни Карлы в зале нет.

— Я отпустил их домой, ― ответил на её немой вопрос, ― буря разыгралась не на шутку. Не думаю, что кто―нибудь сегодня заглянет.

Эбигейл подняла свои глаза. Удивленные, но в то же время благодарные и поразительно мягкие. И как у неё получалось смотреть на людей с такой нежностью?

— Спасибо, ― прошептала она, ― и за рубашку тоже. Хотя это было не обязательно.

— У тебя был другой вариант, как не замерзнуть? ― спросил, выпрямляясь. ― Да, я совсем не умею быть милым, ласковым и добрым, но это вовсе не означает, что мне хочется мучить и терзать людей. Я не изверг, Эбигейл. Как бы ты не считала иначе.

— Я вовсе не считаю вас таким… ― она сделала неуверенный шаг, ― и меньше всего на свете мне хотелось задеть вас…

— Ты и не задела, ― бросил, отходя к двери, ― с таким, как я, это невозможно.

— Я так не думаю.

Её уверенный и теплый тон заставил в усилии сжать пальцы. Я не должен был отвечать на её слова. Не должен был придавать им смысл.

— В такую погоду тебе будет трудно добраться до дома, ― сказал прежде, чем она произнесла что―то еще. ― Надеюсь, тебе хватило приключений и на этот раз ты позволишь подвезти тебя? Или хроническое упрямство у тебя в крови?

— Я только возьму свои вещи, ― прошептала Эбби и послушно зашагала к подсобке.

Надев пальто и перебросив через плечо сумку, она выключила электричество и взяла со столика ключи.

Я вышел на улицу, тут же угодив под стоящий стеной ливень.

Недолго думая взял металлический лист, стоящий у стены бара, и поднял у ненормальной над головой, чтобы она не промокла.

Эбби бросила на меня изумленный взгляд, но ничего не сказала.

Наскоро закрыла дверь и направилась со мной к машине.

Щелкнул брелоком и открыл переднюю дверь.

Когда Эбби забралась в салон, поставил «зонтик» между стеной и керамической вазой, надеясь, что так он не улетит, а затем побежал к водительской двери.

Устроившись на сиденье, почувствовал на себе пристальный взгляд синих глаз.

— Хочешь что―то спросить? ― включал зажигание и стеклоочистители. Поймал себя на мысли, что увидеть дорогу в такую погоду будет сложнее, чем предполагал.

— Ничего, ― ответила она, ― просто… чем больше я вас узнаю, тем сильнее не понимаю.

— Значит, и не стоит пытаться, ― ответил, неторопливо выезжая на дорогу.

— Но я хочу, ― не унималась ненормальная. ― Мне интересно, почему ваше настроение меняется так, словно несется по радуге: в одну минуту вы горячий и опасный, как красный, а в другую ― мягкий и спокойный, как синий.

Она что, в самом деле сравнила моё настроение с радугой?

— Потрогай свой лоб.

— Что? ― моргнула она.

— Мне кажется, что от переохлаждения у тебя поднялась температура.

— Я… с чего вы взяли?

— Находясь в бреду, люди часто несут всякую чушь, ― бросил, поворачивая за угол.

Краем глаза заметил, как она открыла рот, ― видимо для того, чтобы накричать, ― и я именно этого и ожидал. Но она лишь отвернулась, не произнеся при этом ни слова.

Правда что ли заболела?

Не стал выяснять, решив насладиться образовавшейся в салоне тишиной. Я был рад, что теперь не придется всю дорогу выслушивать её догадки или злиться из―за вопросов, ответы на которые она бы всё равно ни за что не получила. Я не хотел, чтобы она лезла мне в душу и интересовалась тем, что ей знать совершенно не нужно.

Поэтому, если ненормальная обидится и перестанет докучать своей «помощью», будет только лучше.

Вырулив на дорогу, притормозил, замечая рабочих в желтых дождевиках и знаки, обычно не предвещающие ничего хорошего.

— Что там?

— Не знаю, ― признался, хотя и чувствовал, что ничего хорошего, ― я спрошу, а ты жди тут, ― вышел из машины и захлопнул дверь, инстинктивно приподнимая ворот куртки. ― Что случилось?

— Там деревья повалило, накрыло несколько кварталов, ― крикнул подбежавший