Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я правильно понимаю, что, по-вашему, утончённость и духовность это миф, а есть разные характеры, вкусы, опыты жизни?
— Не вообще утончённость и духовность, а они же в рамках такого буржуазного проекта, который у меня почему-то ассоциируется с Татьяной Дорониной и фильмом «104 страницы про любовь». То есть, тем фильмом, где жизнь идёт в стеклянном кафе с танцевальной музыкой, приклеившейся к шестидесятым годам. «С незнакомыми людьми легко, — говорят в этом фильме упитанной барышне, — с незнакомым человеком можно позволить себе делать вид, что у тебя всё нормально». На эти слова ловил-снимал героиню Дорониной научный человек по имени Электрон. А упитанной девушке хотелось другого, она бормотала: «Я хочу в зоопарк — там что-то родилось у бегемота».
Это такой фильм успешного драматургического историка про то, что добро сердца круче добра разума. И трагическая глупость привлекательней трагедии рационализма. В этом фильме смерть победила жизнь неизвестным способом.
И всё это было безвыигрышной кулинарной игрой. Клубника в сметане, Доронина Таня, как будто «Шанели» накапали в щи.
То есть, «духовность» и «утонченность» бывают особого свойства, когда человек думает «А вот надо бы мне «духовности», а то как-то недостаточно мне приятно», и делает что-то, думая, что испытает приход «духовности», то есть чуть-чуть страдания, чуть-чуть интеллектуальной игры, и вообще сладкое переживание. А, по-моему, духовность — в крови и соплях. В нешуточных страданиях, в работе мысли, которая внешне не то, что даже некрасива, а просто не интересна. С духовностью в приличный-то дом не пустят. Однако, если два человека с похожими желаниями часто составляют друг другу счастье, а вот люди с разным пониманием этих пресловутых возвышенных чувств могу принести много горя себе и окружающим.
— В жизни можно просто молчать, но не со всеми молчание легко и непринуждённо. Как сложно объяснять в Сети буквами!
— В жизни вообще много разочарований.
Извините, если кого обидел.
05 февраля 2013
История про то, что два раза не вставать (2013-02-05)
***
— Выясняли свою родословную? Как глубоко удалось докопаться; что неожиданного?
— Неглубоко — в конец XVIII века по материнской линии, а по отцовской — и вовсе на три поколения. Предки отца были крестьянами из-под Вятки, а там, сами понимаете, в глухих деревнях счёту людям не особо велось. Неожиданностей никаких — потому что от меня ничего не скрывали — ни громких имён в родне, ни сидельцев, ни прочих обстоятельств. Я всё как-то знал с детства, только уточнял потом, как подрос.
— Вы уже довольно взрослый человек. Есть ли у Вас семья или дети? Или по-настоящему творческая жизнь противоречит семейной?
— Ничто ничему не противоречит. И творчеством можно так же прикрываться от просьб домашних помыть посуду, как служением экзотическим культам или тривиальным эгоизмом. Это я как человек, у которого много семей было. Тут главное, правильный счёт. Я очень хорошо представляю себе эти беседы — для начала я говорю:
— Предположим, что я стал бы носить своих детей с собой в кармане, сколько бы мне понадобилось для этого карманов?
— Шестнадцать, — скажут мне.
— Семнадцать, кажется… Да, да, — скажу я, — и ещё один для носового платка, — итого восемнадцать. Восемнадцать карманов в одном костюме! Я бы просто запутался!
Тут все замолчат станут думать про карманы.
После длинной паузы кто-нибудь скажет, ужасно наморщив лоб:
— По-моему, их пятнадцать.
— Чего, чего? — спрошу я.
— Пятнадцать.
— Пятнадцать чего?
— Твоих детей.
— А что с ними случилось?
Мой собеседник потрёт нос и скажет, что ему казалось, что я говорил о своих детях.
— Разве? — небрежно брошу я.
— Вы бы хотели, чтобы ваш сын, когда вырастет, стал бы писателем?
— Да через двадцать лет и писателей никаких не будет.
— Кто же будет вместо писателей?
— Сценаристы широкого профиля и ресторанные клоуны.
— А если писатели будут и через двадцать лет, то Вы, как честный человек, будете есть шляпу?
— Я бесчестный человек. У меня нет шляпы.
— Без шляпы сложно, да. Поэтому заменяете её калейдоскопом: «честный», «бесчестный»…
— Вы меня совсем за безумца держите: человек, который заменяет шляпу(!) калейдоскопом(!). Последний калейдоскоп у меня украли в детском саду, да и вообще это в страшном сне не приснится.
— Дерзкий вопрос, простите, но Вы очень религиозны?
— Нет, я что-то вроде русского мужика.
— Весёлый русский мужик, умный и ловкий, лихо крутит рулетку «честный — бесчестный» (раз калейдоскоп украли)?
— Русский мужик?! Крутит рулетку?!! Космическая картина! Некрасовской силы.
— Это Ваш способ вскружить голову: то, как честный человек, в засаде с определением «красоты», то, как бесчестный, без шляпы?
— Без шляпы очень сложно вскружить голову.
Извините, если кого обидел.
05 февраля 2013
История про то, что два раза не вставать (2013-02-05)
***
— Какими качествами хотели бы обладать (в большей мере, чем уже обладаете)?
— Неукротимым желанием работать.
— Чему бы Вы хотели научиться — без оглядки на возможность или осуществимость?
— Глоссолалии.
— Глоссалия это что-то такое чисто-природное, шаманское… into the wild.
— Да, но знаете, как хочется знать языки? Особенно те, которых нет? Я бы предсказывал погоду и удачу в браке. Тогда бы у меня всегда был бы кусок хлеба.
— Как вы учились в школе?
— Нормально, закончил с одной четвёркой. По химии.
— Значит, серебряная медаль?
— Когда я учился, серебряные медали отменили. У нас была такая штука как «средний балл» для поступления в институт. Влияния на поступление, впрочем, оказывала мало.
— Ваш любимый цвет?
— Чёрный.
— Мой цвет тоже чёрный. Что надо сделать, чтобы вы поверили человеку?
— Не делать резких движений, когда вы достаёте ствол из внутреннего кармана пиджака.
Извините, если кого обидел.
05 февраля 2013
История про то, что два раза не вставать (2013-02-06)
***
— А какой у вас распорядок дня? И давно?
— Это очень забавный вопрос, потому что никакого распорядка дня у меня нет, и вместе с тем, он сам собой возникает, и очень строго соблюдается. Для начала надо сказать, что когда я учился в последних классах школы, то взял себе в правило вставать в шесть, обегать кругом квартала — сначала по Кропоткинской улице до бассейна «Москва», потом обратно по улице Рылеева до дома — ни одно из этих названий не сохранилось. Потом я ехал в школу, оттуда на