Когда работа подходила к концу, снисходительно наблюдающая за человеческой суетой Маха вдруг предостерегающе рыкнула. Люди, наученные горьким опытом, резко развернулись в сторону вероятной угрозы. Шаман вскинул ладонь, козырьком прижал её ко лбу, вглядываясь в открывшуюся картину, и радостно выругался. Мелькнувшую на морщинистом лице радостную улыбку сменила суровая маска каменного идола. Потом подобрал лежащее у байдары копьё и полностью застыл. Не зря его так назвали. Деду виднее, что делать, Роман старательно скопировал учителя. В залив, на берегу которого расположилось стойбище Каменного Медведя, равномерно взмахивая вёслами, одна за другой входили набитые людьми байдары.

Когда в залив вошла последняя, седьмая лодка, сидящие в них люди дружно заорали, подняв вёсла к небу. Наоравшись, гребцы налегли на вёсла так, что рукояти гнулись. Рассыпавшись веером, байдары наперегонки понеслись к стойбищу. Вот первая лодка, оседлав волну, до половины вылетела на берег. Мужчины, сложив вёсла, выпрыгнули и дружным рывком вытащили байдару из воды. На пляж с радостным гомоном стали выпрыгивать дети, собаки и женщины. Берег заполнили пёстрые кухлянки, радостные лица, детский крик и довольные возгласы прибывших.

Роман, стоя у шамана за спиной, ждал, что будет дальше. По его подсчётам, на берег сошло около сотни взрослых, деловито разгружающих сейчас привезённое с собой имущество.

Выбравшиеся из лодок большие лохматые псы, похожие на волков, разбежались по берегу, обнюхивая и метя всё, попадающееся по пути. Заметив Машку, ближние решили попробовать непонятное животное на зуб. Получив от Романа запрет на драку, Маха выдала свой охотничий рык. С ближайших скал взметнулась стая испуганных птиц, замерли люди и собаки. Заорал грудной ребёнок. Подскочивший ближе всех кобель получил по зубам древком шаманова копья и с визгом отскочил в сторону.

Собачий визг разрядил обстановку и будто снял действие с паузы. Прибывшие зашевелились, затем от общей группы отделились и направились к шаману несколько мужчин — крепких охотников лет тридцати- сорока. Ни один из делегатов не забыл прихватить с собой копьё. Хоть доспех напяливать не стали — уже радость. Делегация остановилась, не дойдя несколько шагов до «комитета по встрече». На шаг вперёд вышел мужчина, здорово похожий на старого шамана. Он положил копьё на землю и обратился к Каменному Медведю:

— Отец, мы поняли, что не хотим жить на тёплом берегу, и решили уйти на родину. Позволишь ли ты вернуться в наше старое стойбище?

— Не сильно вы раздобрели на обильной еде тёплого берега, как я погляжу. И не все приплывшие в ваших байдарах принадлежат к моему роду! Помогать лишённым дома долг настоящего человека — я позволяю людям занять свои яранги.

Старик сделал два шага вперёд, поднял лежащее на земле копьё и вернул его сыну.

— Моя семья может вернуться в мой дом, мои внуки не будут сидеть без крова из-за того, что у тебя не всегда вовремя работает голова.

Он осмотрел стоящих на берегу людей.

— Я не вижу среди вас Весеннего Быка и его семьи.

Ответил шаману не сын, а самый старший из подошедших:

— Байдару Весеннего Быка шторм выбросил на камни ещё по пути к тёплому берегу. Ещё одна семья погибла там, и три охотника со своими семьями не захотели возвращаться. С нами пришли люди из других родов. Могут ли они занять освободившиеся яранги?

— Хорошо, Кривой Торос. В яранге Весеннего Быка поселится Лунный Песец. Оказывается, я плохо выучил его раньше, надо учить заново. Он будет жить рядом со мной, чтобы в любое время приходить по моему зову.

Довольно молодой мужчина, кухлянка которого была обвешана амулетами сильнее, чем у остальных, виновато опустил голову.

— В бывшей яранге Лунного песца живёт мой новый ученик — шаман указал на Романа. Когда мой народ покинул землю предков, я позвал его из-за края мира, и он пришёл, чтобы разделить моё горе на двоих. Остальные яранги можете занимать. Я закончил.

Переговорщики вернулись к байдарам, и разгрузка имущества возобновилась.

— Разве ты не хотел, чтобы они вернулись? — тихо спросил учителя Роман

— Конечно, хотел. Я рад их возвращению так, что от радости могу намочить штаны, не снимая и не заходя в воду. Но им это знать незачем. Один раз они уже ослушались меня, повторения я не хочу. Пусть вина крепче придавит им позвоночники, нам же спокойнее будет.

Машка села между ними, демонстративно зевнула, показав клыки, и захлопнула пасть со звуком, напоминающим лязг сработавшего медвежьего капкана. Пробегавшая мимо сука шарахнулась в сторону, к великому Машкиному удовольствию. Её задранный в зенит хвост победно дёрнулся.

— Роман, эти люди долго плыли и много дней не ели нормальной еды. Моих запасов не хватит, чтобы накормить досыта столько народу. Может быть, ты позволишь опустошить твою мясную яму?

Шишагов улыбнулся учителю:

— Неужели от того, что твои люди вернулись, я меньше стал человеком? Конечно, пусть берут!

— Тогда вечером будет праздник. Твоё место — слева от меня, увидишь, как умеют веселиться настоящие люди!

Заметив, что снующие между ярангами и берегом люди старательно огибают чужака и неизвестное чудовище (а может, двух чудовищ), Роман увёл Машку в ярангу. За тонкими кожаными стенками стоял разноголосый гомон, слышался детский плач, иногда доносились звуки собачьей драки. Кто-то стучит по дереву, видимо, поправляя каркас яранги. И Шишагову весь этот шум отчаянно давит на психику.

«Отвык. Давно отвык от шума, от суеты. Блин, до чего хреново-то! Хоть в тундру беги!»

В дверную покрышку заскреблись. Попросив Машу оставаться в яранге, Роман вышел наружу. Его ждал табунок улыбчивых молодух, самая бойкая из которых, теребя от волнения конец толстой длинной косы, протарахтела:

— Чужак, шаман сказал, у тебя можно взять мясо, открой нам яму!

Роман кивнул, поманил их рукой, и, отодвинув щеколду, откинул крышку над вкопанным в землю срубом.

— Какомэй! — удивилась молодка. Ещё бы, Роман, который терпеть не мог мяса с душком, построил на месте старой ямы настоящий ледник. Удивляясь столь неразумной трате сил и дерева, бабёнки стали проворно освобождать Романа от запасов мороженой оленины, унося мясо к котлам, установленным около верхней площадки. Оттуда уже тянуло запахом варёной моржатины, слышались раскаты женского смеха. Роман невольно залюбовался ловкими движениями невысоких, крепких женских тел.

«Пахнет от них, как от гусарского эскадрона в конном строю, и мордашки их круглые да плосколицые, вовсе не в моём вкусе, а всё равно завораживает — природа, сволочь, своего требует. А вот вливаться в их племя мне совсем — совсем не хочется». Когда ледник опустел, Роман старательно затянул обе кожаных запоны, закрыл крышку из тёсаных досок и убрался обратно в ярангу.

* * *

— То, что на тёплом берегу нет зимы, неправда, отец. Там бывают такие морозы, что деревья в лесах лопаются. Мы ведь не брали с собой зимней одежды. Когда ударили морозы, пришлось отнимать дома и одежду мягкотелых. Всю зиму мы жили под землёй, как евражки. Правда, зима там намного короче, чем у нас. Ели запасы слаборуких, охотились на зверей тёплого берега. Представляешь, там нет моржей, а оленьи стада редко бывают больше двух десятков голов, да. На морском берегу можно убить нерпу и похожего на неё зверя, только крупнее. Клыков нет, шкура хуже, и мясо невкусное. Но если голодный, набить живот можно.