Тяжело дыша, Шон набрал хорошо знакомый ему номер. Ему ответил Спайк, один из следопытов Лайама — парень был слепо, по-собачьи предан вожаку и вдобавок был самым толковым из всех ищеек прайда. Спайк явно ждал его звонка — Лайам заранее предупредил, чтобы был наготове. Он примчался уже через несколько минут, а вскоре появились и другие во главе с Диланом. Дилан выглядел совершенно больным. Шон с тревогой посмотрел на отца, но тот, сделав вид, что ничего не заметил, молча подтолкнул Каллума к двери.

Андреа, решившая, что превращаться еще рановато, угрожающе рыкнула ему вслед. Шон убрал меч в ножны и обвел суровым взглядом присмиревших оборотней. Лицо у него было каменное.

— А вы все живо по домам! — прорычал он. — Спектакль окончен.

И демонстративно повернулся к ним спиной, давая понять, что ни минуты не сомневается в их покорности. Точно так же он знал, что никому из них и в голову не придет мешать Дилану. Уж на это-то у них ума хватит.

Одежда Андреа аккуратной кучкой лежала на стойке бара. Подхватив ее, Шон заметил бармена — бедняга скорчился в углу, клацая зубами от страха.

— Хочешь совет, парень? — сочувственно спросил Шон. — Подыщи себе другую работу.

Распахнув дверь ногой, он неторопливо вышел из бара.

Андреа, все еще в волчьей шкуре, трусила позади него.

— А где мое белье, Шон?

Скорчившаяся между сиденьями Андреа подняла голову. Обычно ее не слишком заботило, что кто-то увидит ее нагишом, пока она будет превращаться, но сегодня она была так зла, что решила — черта с два она доставит этим ублюдкам такое удовольствие! Она дождалась, когда Шон выедет с парковки, и только тогда вернула себе человеческий облик. И сейчас ей меньше всего хотелось бы проехаться по улицам Остина на манер этакой современной леди Годивы.

Шон, ухмыльнувшись, выудил из кармана крохотные трусики. Для оборотня, чей ошейник едва не вышиб из него дух, он выглядел на удивление бодрым... настолько бодрым, что у него хватило сил помахать трусиками у нее перед носом.

— Обожаю черные кружева! — ухмыльнулся он.

— Напомни мне купить тебе такие, — рявкнула Андреа, выхватив у него трусики.

— Ты теперь всегда будешь покупать мне белье?

Андреа, натянув рубашку, уселась на сиденье и тут же недовольно сморщилась, когда холодная кожа коснулась ее ягодиц. Ерзая и сердито пыхтя, она кое-как натянула трусики.

— Я этого не говорила.

— Зато ты ринулась защищать меня от Каллума. Очень мило с твоей стороны.

Щеки Андреа запылали.

— Конечно, бросилась. А то как же? Каллум — мерзавец! Из-за него едва не погиб Эли — я не хотела, чтобы он убил и тебя!

— Согласен. Просто никто никогда так яростно не кидался защищать меня — с тех пор, когда я еще был щенком. Мне понравилось.

Андреа удивленно вытаращила глаза:

— Никогда?

— Никогда, — с чувством подтвердил он.

— Наверное, не нужно было, — буркнула Андреа. — Ты и без меня мог разорвать Каллума пополам. И никакой ошейник тебя бы не остановил.

— Мог бы. Но разумно ли это? Нет. Смерть оборотня — это всегда проблемы.

— Не юли, Шон. Почему твой ошейник тебя не остановил?

— А почему он не остановил тебя?

Андреа пожала плечами:

— Мой ошейник никогда на меня не действовал. Не знаю почему.

Шон невозмутимо смотрел на дорогу.

— И кому еще об этом известно?

— Никому, кроме меня. А теперь вот тебе. Я решила, что не стоит распространяться об этом.

— Очень разумно. Это как-то связано с тем, что ты наполовину фэйри?

— Понятия не имею. — Андреа смотрела в окно. — Все, что я помню, — это как двадцать лет назад на нас надели ошейники — я тогда никак не могла понять, почему остальные оборотни корчатся от боли. И только потом сообразила, что будет лучше, если я буду помалкивать, что на меня ошейник не действует. — Она помнила, как выли другие оборотни, как она держала, отчима за руку, как пыталась облегчить его муки, старательно притворяясь при этом, что страдает не меньше других.

— Угу... я тоже не забыл тот благословенный день, когда мы впервые надели эти ошейники. Люди надели его даже на мать Коннора, хотя она со дня на день должна была родить. В итоге роды начались раньше положенного срока и были очень тяжелыми... Мать Коннора умерла, едва он появился на свет. И все из-за ошейника.

Скорбь и гнев в голосе Шона заставили ее сердце обливаться кровью. Андреа тихонько накрыла его руку своей. Ужасно, когда умирают молодые матери, а за последние двадцать лет это случалось слишком часто. Мать Андреа тоже умерла родами, когда пыталась дать жизнь сыну.

— Мне очень жаль, — прошептала она.

— Угу. — Он сжал ее пальцы. — Позволь мне рассказать Лайаму о твоем ошейнике.

— Зачем? — Шон был первый, кому она сказала об этом. Не считая отчима, конечно.

— Он никому не скажет. Обещаю. Ему нужно об этом знать. Я объясню тебе почему, после того как поговорю с ним.

Андреа подозрительно покосилась на него:

— А это как-то связано с тем, почему твой собственный ошейник тоже не сработал?

— О, он сработал... еще как сработал! Мне еще придется заплатить за это — причем сполна.

— Что ты имеешь в виду?

Шон поморщился... его вдруг скрутило от боли. Увидев, как побелели его глаза, Андреа не на шутку струхнула.

— Проклятие... я надеялся, что успею добраться домой, — сипло выдохнул он. — Но я здорово испугался за тебя... а тут еще Каллум со своими людишками... подонки!

— Шон, о чем ты? Что, черт возьми, происходит?!

Машина резко вильнула в сторону — Андреа едва не слетела с сиденья. Они съехали с автострады и свернули на узкую дорогу к реке. Мелькнули ворота, ведущие в парк. Андреа машинально отметила, что в парке полно людей.

— Нам сюда нельзя, — прошипела она. Вскоре после переезда Глория показала ей карту, на которой красным были отмечены зоны, куда оборотням не разрешалось заходить. Этот парк как раз находился в «красной» зоне.

Шон промолчал. Вскоре парк остался позади. Через пару миль он свернул на боковую дорогу, которая змейкой вилась вдоль реки. Деревья тут разрослись так, что смыкались над головой, словно зеленый шатер. Съехав к обрыву, Шон остановил машину и заглушил двигатель.

Он почти выпал из машины. Андреа, распахнув дверцу, бросилась к нему, но тут какое-то тяжелое тело обрушилось на нее сверху. Она и ахнуть не успела, как оказалась прижатой к машине. Прямо на нее смотрели бледно-голубые глаза исполинского льва. Процесс превращения еще не закончился, и могучее тело хищника содрогалось от мучительной боли.

— Шон, это из-за ошейника, а?