Нике тоже как-то вдруг ужасно захотелось узнать, что же такое происходит. Она моргнула и пискнула от изумления. Реальность вспыхнула, как галлюцинация импрессиониста, разноцветьем переплетенных нитей разной толщины и текстуры. Странных нитей, бобиной для которых была Ана, и вблизи от нее нити эти сияли особенно ярко, наливаясь силой.

Спустя миг Веронику пронзило понимание: эти нити и были силой! Это была магия мира Альрахан, в полной мере ведомая лишь Владычице, и никому иному. Из этих нитей по ее воле искры магии вливались в амулеты, талисманы или альраханцев, которым дозволялось владеть малой толикой того, чем в избытке повелевала Гилиана. Повелевала не ради власти, но ради защиты, блага и процветания страны. Сияющие разноцветные большие и малые искры и гроздья искр блистали в саду, просверкивали вкраплениями в вещах, растениях, разлетались от Аны сияющим волшебным веером.

Такая хрупкая и маленькая по сравнению с титанической мощью магии – она была гарантом и стержнем благополучия мира. Раньше этот контраст восхищал Нику, теперь почти ужаснул. Она ведь одна, и такая тяжелая ноша, правильно ли было все валить на Владычицу? Ответа на этот вопрос у Вероники Соколовой не было, да и найдись он, разве от девочки с Террона что-то зависело?

Ника отогнала нахлынувшие сомнения и, восторженно щурясь, вгляделась в очертания дворца. Он весь был оплетен разноцветным кружевом чар, опутывающих и пронизывающих строение от фундамента до шпилей с флагами, отчего здание выглядело не белокаменным с декоративным вкраплением розового и сиреневого камня, а сверкающим всеми красками. Сверкающим лишь для Аны и каким-то чудом для Ники.

Глаза устали от яркости дворца и Владычицы. Девушка сморгнула навернувшиеся слезы и невольно отвернулась. Взгляд упал на альсоров. Ой, а от матери к ним, будто пуповины, тянулись нити, нет, скорее скрученные канатом потоки.

Ника бросила быстрый взгляд на Ану. Похоже, такого с сыновьями раньше не случалось, иначе не было бы столь удивленным, почти растерянным лицо Гилианы. Когда же она посмотрела на Веронику, глаза Владычицы и вовсе отправились на свидание с ровными темными дугами бровей.

Ника наклонила голову, пытаясь разглядеть, чего же эдакого отыскала на ней Ана. Как говаривал Жорж Милославский: «На мне узоров нету и цветы не растут». Может, женщина только сейчас заметила спящую на руках собачку? Шотар-то лишь ухом повела при встрече с Владычицей, даже тявкнуть не соизволила. Дескать, нет меня, сплю. А того, кто спит, точно не будут вытаскивать из уютного гнездышка девичьих рук, чтобы отправить на псарню. Неплохое в общем-то место, но местечко рядом с Никой привлекало хвостатую умницу гораздо больше.

Но нет, Гилиана смотрела не на собаку, а на саму Нику, вернее, на ее грудь. Противоестественных наклонностей за Владычицей, при всей любви к экспериментам, отродясь не водилось. Потому девушка все-таки сообразила: смотрят на украшение, тот самый не то кинжал, не то пламя на тонком кожаном ремешке. Тот самый, в котором Дарет заподозрил магический предмет.

Теперь уже и Вероника уставилась на побрякушку, моргнула и тихо охнула. Вещица не просто поблескивала яркой искоркой, она сияла, как пойманная звезда. Металл напоминал живой сгусток переливчатого – правда, уловить оттенок его никак не получалось – света.

– Это все магия? – восхищенно выдохнула Ника. Одно дело писать, представлять в воображении, и совсем другое увидеть воочию и ощутить сопричастность.

– Ты видишь? – выдохнула Гилиана и тут же, взяв себя в руки, исправилась, потребовав подробностей: – Что ты видишь?

– Цветные потоки и искры. Они везде, а больше всего на тебе, Ана. Очень красиво! – откровенно восхитилась девушка и, чуть нахмурившись, сказала: – Только почему-то еще самые сильные ручьи тянутся к альсорам, а они ведь не должны владеть силой до принятия титула Владыки. И еще на мне тоже, – ладонь Ники накрыла подвеску, – блестит ставший волшебным амулет. Это ты так захотела?

Единственным логическим объяснением у писательницы Соколовой было это. Вероника вообще всегда старалась скрупулезно обдумывать устройство нафантазированного мира, продумывать до тех пор, пока тот не начинал казаться ей живым. И когда наступал этот восхитительный момент, тогда все-все становилось просто, понятно и разумно. Мир обретал краски, грани и звуки, а герои самостоятельность.

Ну конечно, разумность была категорией субъективной и измеряемой лишь странной писательской волей, фантазией и желанием. Соколова никогда не лепила историй, героев и события хаотически, так сказать, от балды. Почему-то Нике было неприятно, если на страницах книги никак не хотел приживаться зверек с диковинным именем «обоснуй».

И вот сейчас, исходя из логики нафантазированного мира Альрахана, девушка не могла допустить иной возможности странного распределения магических потоков. Если все в воле Аны, то и творящееся с ее подвеской и с альсорами – тоже. Единственное, во что могла поверить Ника, оправдывая удивление Владычицы, так это в то, что желание Гилианы было подсознательным. Она могла захотеть поделиться силой с детьми и дать защиту терронке, которую привели с собой сыновья. Наверное, Ана даже немного беспокоилась, когда заинтересовавшая ее девушка не прошла порталом вместе с троими посланными за ней альсорами. Нет, речь о привязанности, возникшей на расстоянии, не шла, скорее Владычица могла пожелать сохранности живого ценного объекта, к переправке которого уже были приложены немалые усилия.

– Я? – Вот теперь призадумалась, покусывая нижнюю губку, сама Гилиана.

Она ведь тоже считала себя практически всемогущей в пределах Альрахана, как до того был ее отец, а до него ее бабушка, а до нее иные знаменитые предки. Но одновременно с этим неоспоримым фактом Ана совершенно четко понимала: она не отдавала никаких повелений магической силе. Никаких от слова «вообще»!

Девушка видела магию Альрахана, но Ника была его Видящей, вероятно, в этом и крылся секрет особого зрения. Но ни ей, ни альсорам Ана магию не посылала и сейчас медленно качала головой в знак отрицания.

– Нет? – очень искренне, притворяться так было не по силам и самой искушенной лгунье, удивилась Ника. – Тогда почему все это случилось?

Дорассуждать, дофилософствовать, подогадываться собеседницам не дали. Внизу лестницы, там, где почти тихо переругивались альсоры, раздался оглушительный грохот и разверзлась бездна. Небольшая, можно даже сказать, компактная, точно там, где «бил копытом» и искрил, как сварочный аппарат, Инзор. И сейчас сам Искра завис над провалом, в который с шумом осыпались камни, спеленатый крыльями-лентами Пепла. Братья и Дарет осторожно пятились от разрушенного участка лестницы.

Прекрасная Владычица захлопнула приоткрытый ротик, потом глубоко выдохнула, втянула в себя воздуха на максимум объема легких и процедила нечто, что Ника просто не поняла. А ведь девушка понимала альраханский, как родной.

Хоть Гилиану терронка не поняла, зато поняла, что ей только что продемонстрировали великолепный образчик сугубо местного идиоматического выражения. Для его адекватного восприятия следовало не просто переключить в голове тумблер с «русский язык» на «альраханский язык», еще до некоторой степени следовало альраханкой быть. У Ники же в черепушке не так «подсоединялись проводки», и девушка натурально зависла. Компьютеру понадобилась бы перезагрузка, а Вероника только отчаянно потрясла головой, поморгала и осторожно двинулась следом за слетающей по ступеням Владычицей. Вдруг Гилиане понадобится помощь?