После инцидента с Vespa Ребекка стала придумывать способы отомстить Полу. Она могла бы перестроить ванную на втором этаже, не спросив его согласия. Она могла бы разорить его кредитки. Она могла бы намекнуть какому-нибудь копу, что Пол ездит на скутере без прав. Ну правда, что мешает ей поднять трубку и позвонить в полицию (разве что мысль о том, что Пол все-таки ее муж и, как бы она ни была зла на него, сдавать его властям как-то нехорошо)?

Но в своих рассуждениях Ребекка неизменно наталкивалась на одну и ту же проблему: наказание не поможет им с Полом вернуться на путь истинный. Как раз наоборот. Оно даст Полу понять, что теперь они с Ребеккой квиты, и, следовательно, откроет перед ним возможность новых нарушений. Что заставит его соблюдать условия их изначального соглашения — ты почешешь спинку мне, а я тебе, — если он будет знать, что это необязательно?

«В какой-то момент я поняла, что совсем запуталась, — вспоминает Ребекка, — и что если я не найду выход из этой ситуации, вся наша жизнь полетит в тартарары».

Выход: амнистия

В итоге, чтобы восстановить партнерские отношения с мужем и дать ему стимул больше не выделывать подобных трюков, Ребекка поступила вот так: она простила Пола.

«У меня не было выбора, — признается она. — Я могла бы вечно тыкать его носом в этот чертов скутер, орать благим матом, разбрасываться деньгами, — но это ничему бы его не научило».

Ребекка, конечно, ничего об этом не знала, но вообще экономисты уже давно доказали, что порой снисходительность в небольших дозах может быть отличным стимулом. Вместо того чтобы отплатить Полу той же монетой, Ребекка простила его — и тем самым перезапустила их систему, дав мужу шанс исправиться. Назовем это «амнистией», под которую Пол нежданно-негаданно попал.

«Я был в шоке», — признается Пол. Он осознавал значение своего поступка и, увидев первую реакцию Ребекки, мысленно приготовился к тому, что та подаст на развод. «Когда Ребекка сказала мне, что все в порядке и она не возражает против скутера, я подумал: “Кто эта женщина и что она сделала с Ребеккой?”»

Пол тут же почувствовал себя в долгу перед женой, причем в очень большом долгу. На это Ребекка и рассчитывала.

Впрочем, все не закончилось примирительными объятиями. Прощение прощением, но без последствий это дело обойтись не могло. Раньше между ними действовало негласное соглашение, по которому ни один из них не мог тратить на себя «заоблачные» суммы, теперь же Ребекка озвучила следующую поправку: все покупки дороже $200 они должны предварительно обсуждать друг с другом. Пол был не в восторге от этого предложения, но, понимая, что еще одной «амнистии» может и не случиться, решил больше не испытывать судьбу.

«К счастью, мотоциклетный шлем стоит меньше двухсот долларов», — сказал нам он.

Стороны: Колин и Лили

Колин и Лили познакомились в 1996 г. в операционном зале маленького чикагского инвестиционного банка. Колин был тихим гением математики и статистики, который в юности мечтал строить ракеты. Он выглядел так, будто сам не очень понимает, каким ветром его занесло в сферу финансов и что вообще он делает среди этих воротил с татуировками новозеландских аборигенов под дизайнерскими рубашками, которые все время требуют «дать пять», глушат после работы «ирландскую автомобильную бомбу»[50]и заваливаются спать прямо в одежде.

У Лили проблем с самоощущением не возникало. В этом обществе она чувствовала себя как рыба в воде. Она пила текилу высшего сорта. Носила дорогие очки. И была звездой торгов. Она выступала посредником в сделках между клиентами — крупными инвестиционными компаниями, вроде Fidelity или T. Rowe Price, желающими продать или приобрести очередной нехилый пай, и своим банком, торгующим акциями по всему миру. Работа у нее была кипучая, нервная и не то что без выходных, но даже и без перерывов: с утра и до ночи. Лили приходилось заарканивать и «обрабатывать» изменчивых клиентов, убеждая их довериться ей и не искать другого трейдера. Так как по большей части ей приходилось иметь дело с враждебно настроенными мужчинами, она все время чувствовала себя так, будто ею хотят попользоваться.

Месть Молли

У Тима и Молли был прекрасный брак — если не считать одну чудовищную проблему. Каждое утро, когда Молли уходила на работу, Тим принимал душ, выходил из ванной и, не задумываясь, бросал свое мокрое полотенце на женину половину кровати. А это значило, что каждый вечер Молли приходилось укладываться спать во влажную постель. «Это было просто какое-то хамство, — говорит она. — Самое настоящее хамство!»

Молли по-хорошему просила Тима вешать свое полотенце на сушилку. Пыталась над ним подшучивать, ругалась, обижалась и, конечно, постоянно ворчала. Но ничего не помогало. Каждую ночь она снова оказывалась как будто в промокшей под дождем палатке. Наконец она не выдержала и решила отомстить. Как-то раз, пока Тим играл с дружками в «боггл», она сходила в душ и потом засунула свое очень мокрое полотенце под покрывало на его стороне кровати. Укладываясь в постель, Тим не сказал ей ни слова — но больше спать в луже ей не приходилось.

Молли применила наказание — тот стимул, которым не стоит злоупотреблять, но вполне можно воспользоваться, если ваша половина ведет себя как последняя свинья. В бесстрастном, логичном мире экономики угрозу наказанием относят к отдельному виду стимулов — к «принуждению». Штрафы за превышение скорости, электрический стул или государственные санкции против недобросовестных предпринимателей — все эти способы принуждения разработаны как раз для того, чтобы заставить людей ходить по струнке. Помните, что это кнуты, а не пряники. Щелкайте ими осторожнее.

«Клиенты считали, что, раз я женщина, я легко поддамся на их уговоры, — рассказывает она. — Но на самом деле из-за такого отношения я становилась только агрессивнее».

В общении с клиентами она проявляла, по словам Колина, «какую-то занозистую женственность» — абсолютную непоколебимость с легким налетом кокетства.

«Она ни на цент не сбавляла цену, но при этом умудрялась внушить клиентам, что предлагает им очень выгодную сделку», — вспоминает Колин.

У Колина не было «занозистой женственности» или, если на то пошло, «занозистой мужественности». Он презирал скользких клиентов. Он ненавидел разговаривать с ними. Он нервничал, когда ему звонили несколько человек подряд, и боялся поднять трубку. Операционный зал казался ему невыносимо шумным, а своих коллег он считал недоразвитыми придурками. Колина интересовало, почему акции передаются из одних рук в другие и куда их несут подводные течения рынка; а его коллег, насколько он понимал, интересовала только нажива.

Лили, может, и старалась показать всем мужикам, какая она суровая, но дурочкой при этом не была: она видела, что Колин не такой, как все, — в хорошем смысле. Глаза у него были добрые, и в них явно было больше осмысленности, чем у всех других.