Гэрэлу пришлось выполнить приказ. Неприятное ощущение грядущего предательства терзало его хуже, чем рана на ноге.

Именно это слово почему-то поселилось в его мыслях: предательство.

Потянулись мучительно долгие дни ожидания. Их войско понемногу теснило рюкокуцев на восток, но те сопротивлялись с храбростью обреченных.

И вот наконец произошло то, чего он ждал и боялся. Один из воинов, охранявших шатёр, приподнял полог и сказал:

— Господин генерал… Извините, что беспокою, но к вам тут гонец ваш…

Гэрэл встал, стараясь не слишком сильно хромать на повреждённую ногу, и впустил гонца в шатёр. Тот размотал закрывавшую лицо ткань, и Гэрэл увидел, что это молодая женщина. Он уже видел ее — одна была одной из прислужниц Сун Сяолянь и несколько раз уже передавала ему вести от своей госпожи.

Запоздало заметив императора, она рухнула на землю в поклоне.

— Приветствую, пресветлый!..

Токхын благосклонно кивнул.

— Лучше бы ты привезла хорошие вести, а не дурные.

Она молча протянула им свернутое в трубочку письмо.

— Что она пишет, Гэрэл? — жадно спросил император.

Красивая зеленоватая бумага, летящий женский почерк. Гэрэл прочел вслух:

«У одного из притоков реки Сэтагава, примерно в тридцати ли от места, где произошла ваша битва, находится вилла Ивовый Ручей, построенная его дедом. Сейчас она заброшена, но, возможно, это то самое место, что вы ищете. Вот схема, как ее найти».

— Отлично! — император довольно потёр руки. — Отправь туда разведчиков.

Он послал разведчика в то место, которое указала в письме Сун Сяолянь. Через несколько часов он вернулся с вестями: да, действительно, там находится заброшенная императорская вилла. Видно, что там уже десятки лет никто не живет — ворота сломаны, все заросло высокой полынью, ограда обвалилась. Но сейчас, доложил разведчик, в доме находятся несколько человек, и один из них ранен…

Раненый, без сомнения, был Юкинари. Все было именно так, как в паре бесстрастных строчек описала Сун Сяолянь.

— Нам ведь этот план ничем не угрожает, не так ли, генерал? Даже если что-то пойдёт не так и солдаты, которые заняли виллу, одолеют наших людей, потеря небольшого отряда для нас ничего не значит…

— Ничего не значит, — ровно откликнулся Гэрэл.

Токхын хотел послать людей на старую императорскую виллу, чтобы они захватили Юкинари в плен. Что будет с ним потом? Сам Гэрэл из такой ситуации постарался бы извлечь максимальную выгоду: принудил бы Рюкоку сдаться в обмен на жизнь их императора. Но Токхын может не захотеть оставить Юкинари в живых. Если император просто быстро убьет Юкинари, это тоже принесет им быструю победу — не такой уж плохой вариант развития событий. Но Токхын не таков. Он не даст Юкинари умереть легко. Он ненавидит его. Ему может взбрести в голову что угодно — например, он подвергнет его пыткам или посадит его в тюрьму с тем, чтобы затем демонстративно казнить. Что сделать, чтобы этого не допустить?

Он что, правда размышляет о том, как спасти врага от своего собственного царя?

Гэрэл отмахнулся от неприятных мыслей, сказав себе, что как бы Токхын ни ненавидел Юкинари, он должен прислушаться к голосу разума. Токхын ведь не дурак. Пленение Юкинари — самый быстрый способ закончить войну, которая грозила растянуться невесть на сколько месяцев.

«Вы идиот, господин генерал», — произнёс кто-то в его голове голосом Юкинари.

Гэрэл отобрал солдат для операции, приготовил всё, что нужно; вместе с императором Токхыном они составили план, как незаметно подобраться к вилле, отдали распоряжения. Сторонний наблюдатель не заметил бы в нём признаков волнения, но сам он не знал, правильно ли поступает, — едва ли не впервые в жизни.

Он думал о Юкинари. О его беспокойной улыбке, о красивом чистом произношении юйгуйских слов, об узких ладошках, обычно сложенных на коленях, словно у хорошей старательной девочки. О его уме. О даре видеть людей насквозь и играть ими, словно фишками в «Тумане и облаках». О его странных мечтах, которые были то ли ложью, то ли проявлением безумия, и неизвестно, что хуже. О драконе из черного пруда.

Если Юкинари не был сумасшедшим, то все эти разговоры о чудесах, неприятно перекликавшиеся с полузабытыми детскими мыслями самого Гэрэла, были очень талантливой попыткой переманить его на свою сторону. Скольким еще он улыбался так же понимающе и вел те же разговоры о будущей великой объединенной стране?

Он и рад был бы возненавидеть Юкинари, но не получалось, потому что тот во всём был лучше него, и Гэрэл видел, что намерения его благородны, и несмотря на талант крутить людьми как захочется — а может, и благодаря ему — Юкинари гораздо больше, чем Гэрэл, был достоен стать хозяином и хранителем будущей империи…

Он представил себе другой, перевернутый мир, где он служил бы Юкинари, а не Токхыну. Конечно, там не могло быть никакого «править рука об руку», в Рюкоку он всегда был бы простым солдатом без малейшего шанса достичь чего-то большего, презираемым всеми чужаком. Зато когда он попробовал про себя назвать Юкинари государем, это высокопарное слово не вызвало у него внутреннего протеста, потому что, действительно, Юкинари был подлинным владыкой царства, наделённым настоящим величием, а не бутафорской короной, как Токхын. Того он про себя никогда не называл ни государем, ни императором: применительно к Токхыну это слово звучало глупо.

Гэрэл хотел заснуть, но не мог. Во всём, конечно же, была виновата проклятая раненая нога: она болела не прекращая, а стоило ему неудачно повернуться, как края разреза расходились и рана начинала кровоточить.

Громко и невыносимо медленно капала вода в часах, казалось, каждая минута тянется целую вечность.

В самое темное, самое тягостное время — между Быком и Тигром — он оделся, оседлал коня и поехал в ночь ждать возвращения посланных им на виллу людей.

Когда они появились, он понял, что ошибся. Даже если ему казалось, что он не мог поступить иначе — всё равно надо было поступить иначе; любой ценой.

Он смотрел, как появляется из ночного тумана цепочка всадников; сразу увидел, что операция увенчалась успехом — где-то в середине цепочки покачивалась на спине лошади знакомая тонкая фигурка; из-за связанных за спиной рук она не всегда могла удержать равновесие и то и дело беспомощно заваливалась то вправо, то влево, но тут же пыталась выпрямиться.

«Что же я наделал…».

— Он ранен. Найдите врача, — приказал он.

Он тронул пяткой бок своего коня, разворачивая его в другую сторону. Он не хотел смотреть. Было больно, —