У Влады красивые руки, тонкие запястья, длинные пальцы, выразительная кисть со странными изгибами и легкой асимметрией. Руки Валерии не очень красивы, пальцы короткие. У Светы руки постарели раньше времени, перед дождем кисти и запястья опухают. Руки Оли худые, если она сжимает кисть в кулак, получается смешной маленький кулачок. Руки Наты похожи на руки ребенка, косолапые ручки, детские. Руки Инги крестьянские, с широкими запястьями, квадратной формой ногтей, крепкими пальцами, ее руки нельзя баловать украшениями. Руки Насти сумасшедшие, невероятные, пальцы художественно искривлены, они притягивают к себе множеством изъянов, эти руки самые красивые из всех рук, прикасавшихся ко мне. Руки Оли правильной формы, ничто в них не привлекает внимание. У Лены руки влажные и прохладные, красивые. У Даши руки рабочие, ровные пальцы, ладони шершавые, теплые. Руки Марины очень странные, патологически влажные и прохладные, всегда немного одутловатые, кажется, ее руки вчера пили, а сегодня у них похмелье. У Ани руки прозрачные, пергаментные, хрустальные, хрупкие, беспокойные. Руки Веры огромные, словно созданы работать веслами, грести, сгребать в охапку, но ее руки красивы, им идут украшения. Двадцать шесть рук обнимали меня, гладили по щеке, теребили волосы на голове, махали в след, показывали козу, показывали, все хорошо. Двадцать шесть рук тянулись ко мне и меня отталкивали. Сто тридцать пальцев чертили контур, касаясь моих губ, терли морщину на моей переносице, оставляли синяки на теле. Сорок пальцев входили в меня и выходили. Выходили, потом долго пахли мной. Семь пальцев крутили у виска, объясняя, насколько я не права. Пять пальцев грозили, были похожи на знак «прочие опасности». Тринадцать пальцев стучали в грудь, говоря, там есть что-то. Шесть пальцев стучали в мою грудь, спрашивая, есть ли там что-нибудь. Пять ладоней открылись, чтобы взять ключи от моей квартиры. Пять ладоней открылись, чтобы вернуть ключи от моей квартиры. Две ладони наказали меня пощечиной. Один локоть разбил мне во сне губу, я спала, ничего не почувствовала. Влажные, прохладные, шершавые, надежные, ровные, красивые, сумасшедшие. Истеричный Шива мечтал стать прорабом, но руки его не слушались. Он любил кирпичи и цемент. Руки любили рисовать, листать журналы, считать деньги, перебирать пластинки, вышивать гладью, скручивать сигареты с вишневым табаком, поворачивать руль, аплодировать, записывать номера телефонов, набирать едкие письма и прощальные sms, носить сумки, тонуть в песке, лепить снеговиков, потирать виски, смиренно лежать на груди, агрессивно жестикулировать, вытирать слезы, прятаться в перчатках, греться в карманах. Шива сходил с ума. Двадцать шесть рук обвили его подобно дикому винограду. Рыба плыла подо льдом. В небе летела птица. Злой кабан искал под орехом желуди. Дрова в камине не горели. Ты неудачник, сказала Шиве Веста. Знаю, ответил Шива и закричал дикому винограду, отвали. Двадцать шесть сухих веток упало к ногам Шивы. Он собрал их, бросил в камин. Неудачник, повторила Веста, кто вместе с тобой будет хранить очаг в этом доме. Шива ей не ответил.

Я знаю мужчину, которому изменяет жена. Он наблюдает за ней. Ему нравится, что она, как денежная банкнота, пропитана чужим запахом, измята, всегда в обороте, при деле. Спала с его друзьями, не переставшими быть ему друзьями, и после этого не перестала быть ему женой. Потолок в их квартире не дал трещину, стены не рухнули, постельное белье не сгорело от безумной похоти. Мужчина уверен, жена умна, учит немецкий, она еще не нашла себя, не может заняться делом, ее измены обратная сторона скуки. Оправдывая жену, сам изменяет ей. У него стресс, постоянное напряжение, работа, ответственность. Мужчине необходимо чувствовать заботу. В будущем он видит себя значимой фигурой. В будущем его жена видит себя женой значимой фигуры. В будущем любовники его жены видят себя любовниками жены значимой фигуры. В будущем его любовницы видят себя любовницами значимой фигуры. Одному Богу известно, видит ли их будущее.

Знаю женщину, чья жизнь похожа на порнографический мультфильм, космическую битву двух фаллосов за право обладать вселенским влагалищем, последней надеждой зеленых, вымирающих сперматозоидов. Когда-то женщина понимала, где верх, где низ, сейчас нет, надеется, фаллическая феерия не прекратится. Любовь это покой, переспросила она меня возбужденно, нет, любовь ведь постоянная борьба, это война, война. Злой красный фаллос заостренной боеголовкой летит к Земле, звучит сценическая кантата Carmina Burana, фаллос не сгорает в плотных слоях атмосферы, не уменьшается в размерах, свирепый и беспощадный он настигает беспечную школьницу, мечтающую о сексе, школьница умирает плохой. На мой вопрос, зачем приглашать девушек по вызову, женщина отвечает, становится спокойно, если прижаться к груди проститутки. Любовь же война.

Знаю епископа, домогающегося молодых священников. Знаю священника, которого епископ лишает прихода, священник отказывается с ним спать. Епископ третирует епархию, на него жалуются митрополиту, пишут жалобу за жалобой, но митрополит недослышит, а почтовый ящик переполнен. Епископ благословляет меня, целую его руку. Немолодое духовенство смеется, рассказывает молодому духовенству, какой епископ педераст. Епископ благословляет, они целуют его руку, ходят с ним в баню, вместе стоят на службах, трапезничают, слушают проповеди, он ругает их, говорит, бросайте курить, вы же служители. Колокола звонят не умолкая, лишенный прихода священник отдается епископу, все делают вид, будто ничего не произошло, жалобы до митрополита не доходят, небо не падает на землю. Другой молодой священник рассказывает, захожу в алтарь, слышу в храме странные звуки, смотрю, там епископ стоит на коленях перед иконой Богородицы, молится и плачет, я подумал, он, наверное, сам мучается из-за того, что делает.

Знаю прихожанина, постоянно жертвующего деньги на содержание храма. Он дружит с настоятелем, бывает у него в гостях, приглашает настоятеля к себе, соблюдает посты, причащается. Много лет назад этот прихожанин на машине сбил человека и не остановился. Испугался, уехал. Настоятель, с которым прихожанин дружит, простил его, не уговаривал сознаться, прихожанин много жертвует на содержание храма, выгодная сделка к удовлетворению обоих. Маленький секрет стал фундаментом взаимоотношений полезных людей.

Другой прихожанин из-за бедности жертвовал на содержание храма очень мало, не дружил с настоятелем, ни на что не влиял, никому не мог помочь, не решал вопросы. Всегда обращенный внутрь себя, он оставался незаметным до тех пор, пока зловоние, исходившее от него, не помешало благочестивым верующим сосредоточенно молиться. У него рак кожи, стоять рядом невозможно. Великим постом пришел на Литургию Преждеосвященных Даров. Настоятель сказал, вы же причащались в воскресенье, прихожанин ответил, батюшка, а я пришел проститься. Вечером того же дня скончался. Родственники экономили, после смерти его положили в обитый выцветшим кумачом гроб без подушки, где он лежал, неестественно запрокинув голову.

Отстояв службу в храме отца Евгения, я пошла к служебным помещениям. Он вышел из церкви, увидел меня, показал, заходи. Благословите, отец Евгений. Бог благословит, как дела. Ничего, пока нормально, у вас хорошая церковь, а поют плохо. Да, сегодня что-то неважно пели. Подойди ближе, Маргарита. Да, отец Евгений. А ты красивая, евреечка ты пухлогубая. В моем роду нет евреев, отец Евгений. Да, удивился он, а так похожа, ну извини. За что вы извиняетесь, я просто уточнила, на случай, если вы захотите повторить эту фразу. Маргарита, а ты девственница. Уже нет, отец Евгений. Он смотрел на меня, словно пытаясь понять, как со мной вообще разговаривать. А еще ближе подойди. Я подошла еще ближе, в поведении отца Евгения читалось нескрываемое желание меня обилетить. Потрепал мое плечо, внезапно схватил меня за грудь и замер. Отец Евгений. Да, Маргарита. Пожалуйста, уберите руку и больше так не делайте, хорошо. В его взгляде сквозила тревога. А вдруг я. Мало ли что я. А вдруг я. Да, отец Евгений, я могу. Он сделал шаг назад, поправил подрясник, суетился, что ты можешь. Я могу попросить о помощи Митрополита. Про себя подумала, как начинаешь ощущать себя вполне здоровым человеком, играя по правилам людей нездоровых. Спасибо, отец Евгений и до свиданья. Маргарита, подожди, я был не прав, вот возьми. Отец Евгений, неужели вы всерьез считаете, что я буду ходить к вам в храм слушать службы, чтобы потом вы тискали меня за грудь, предлагали снять квартиру и этими конвертами сглаживали происходящее безобразие. Нет, я так не считаю, честно хочу тебе помочь, возьми деньги и завтра тоже приходи. Мы с тобой поняли друг друга, я тебе просто помогаю, возьми деньги. Он был умным человеком, не знаю, как сейчас. И мы поняли друг друга. Я взяла деньги, отец Евгений не простил бы мне отказа в любом случае, от этого последовательность его действий становилась совершенно предсказуемой. Он скажет Игуменье, что я приходила к нему, скажет, что живу у друзей. Игуменья поймет, я живу у Влады, она доложит об этом Митрополиту. Митрополит позвонит отцу Евгению посоветоваться, как поступить с Владой, а отец Евгений посоветует уволить Владу из Кафедрального Собора за то, что она помогает мне. Я буду вынуждена отдаться ему, если хочу жить в этом городе или если хочу, чтобы Владу не увольняли. Они играют жизнями и чувствами, Игуменья в этой ситуации поймает свою рыбу, Митрополит свою, отец Евгений свою. Всем сестрам выдадут по серьге. Но я не стану платить за их праздник, поэтому никакого праздника у них не будет.