Ляля, у меня к вам вопрос, можно. Да. Ляля, вы вот ровесница Веры, так. Да. Скажите, пожалуйста, а кто такая Вера. Маргарита, вы спрашиваете у меня о том, кто такая Вера. Да, Ляля, я спрашиваю у вас, кто такая Вера. Знаете, Маргарит, мне сложно судить о ней, есть лишь поверхностный взгляд. Ничего, Ляля, мой взгляд тоже поверхностен. Да, так вот я смогу лишь поверхностно. Маргарита, наше поколение, это значит мое поколение и поколение Веры, оно очень лживое. Мы росли во лжи, и всю жизнь учились лгать. Нам сложно говорить на языке правды даже наедине с собой. От этого у нас постоянная путаница, подмена понятий, мы не различаем состояний. Вы вот требуете от Веры некоторой честности в плане ваших с ней отношений, но это невозможно. Или, вы объясняете ей, в чем она не права, но ей не нужна ваша правда, Вера вполне обходится своей. Это не означает, что она плохой человек, это просто означает, что от нее невозможно требовать быть хорошей. И вы ведь поймите, когда она говорила, что нужно кормить ребенка или носила вам пакеты, она просто не понимала, что делает. Для нашего поколения страх выпасть из социальной матрицы намного острей, чем у вас. Знаете, чего я боюсь больше всего? Я боюсь состариться в нищете. Уверяю вас, Вера испытывает то же самое. Она так и умирала бы на той работе, или умирает, но на работе, с положением, как все, понимаете. А если она мало работала в своей жизни, перед ней сейчас вопрос собственного положения, даже именно положения в обществе, а не заработка и хлеба, самый болезненный вопрос. Вы предлагали ей модель, при которой можно быть собой, но Вера не знает, каково это. Постарайтесь не обижаться, в плане любви вы для нее были еще одной ступенькой. Тем более если ее окружение относится к этому лояльно. В отношениях с вами она проявила себя с другой стороны, сказав окружению, посмотрите, я могу быть и такой. Не обижайтесь. Вы напрасно пытались выяснить, что случилось, Маргарита, поймите, это все равно, что иметь дело с человеком, лишенным обеих почек. Вы пересаживаете ему одну почку, а у него нет обеих. Она никогда не поймет вас, но вы можете понять ее. Так поймите и отпустите, вы выжали максимум из этих отношений, больше между вами уже ничего не случится. Постарайтесь меня понять, ваша Вера инвалид, ее жалко, перед ней когда-то был выбор, и она его сделала. Оставьте всё это, оставьте и отпустите.

Женя, чему вы сейчас улыбаетесь. Своим мыслям, подумала о том, как хорошо дома. Встаю утром, потягиваюсь в постели, включаю расслабляющую музыку, иду в душ, выливаю на себя кувшин с тибетскими маслами. Целый кувшин. Да, кувшин. Лью на голову, на тело, натираюсь маслами, музыка играет, настроение великолепное, все чудесно. Знаете, что я говорю себе в такой момент, Рита. Неужели мантру произносите. Нет, говорю, Женечка, как прекрасно, что никакая идиотка не портит тебе это замечательное утро.

Господи, возьми меня на руки. Мне страшно, я часто плачу. Не могу привыкнуть к новой музыке, а старую не с кем слушать. Приходят новые люди, спрашивают, что со мной. Что со мной, Господи. Что со мной. Я подозреваю их в чувственности и чувствительности, в беззаветной нежности. В приверженности идеям якоря, соединяющего верх и низ. Как всегда. Говорю им, прежние якоря стали воздушными змеями, улетели, пропали за облаком, вы тоже такими станете, уходите, пока еще можно, пока мы еще друг за друга. Что со мной, Господи, что со мной. Боюсь, они могут остаться. Боюсь, они могут уйти. Боюсь, я уже не исправлюсь. Мне нужен якорь, соединяющий верх и низ. Навсегда. Я уже не исправлюсь.

Покупаю на рынке продукты, думаю, для кого они. Для меня, чтобы жить. Как мне жить, что со мной, с кем мне жить. Где моя семья. Мой дом. Кому соленые огурцы. Кто будет ими хрустеть. Кто услышит хруст. Кто скажет, вкусно. Вчера хотелось купить хрустящие соленые огурцы, а сегодня больно к ним прикасаться. Господи, это всего лишь соленые огурцы, но от них болит в груди. Что со мной, что. Я говорю, кухня, на кухне, любовь, прошлое, время, временное, смерть, обида, счастье, удивление, боль, невозможно, родители, друзья, отношения. Полжизни произношу эти слова. И еще, деньги, хлеб, да, нет, вопросы, мысли, вера, болеть, выздоравливать, сытая, голодная, нищета, достаток, постель, секс, чувства. Говорю, смысл всего, в конечном счете, в итоге, в сухом остатке, слезы, плакать, меняться, никогда, навсегда, прощать. Господи, помоги. Если можно, пусть у меня будет дом. В доме кухня. На кухне большой круглый стол. На столе еда. За столом люди. Они любят меня. Я люблю их. Мы сидим на кухне, разговариваем. По дому бегают мои дети. Мальчик и девочка. Непослушные, избалованные, капризные. Мои дети. Не спрашивают о хлебе, деньгах и достатке. В этом доме есть всё. Я не вспоминаю своих родственников. Фотографии родителей не вызывают у меня слез. Мое прошлое легкое, всего лишь прошлое. Вижу будущее, планирую дни, у меня появились надежды. Хруст соленых огурцов, веснушки на хвосте кошки, молоко и печенье, полки с книгами, новая музыка. По дому бегают мои внуки. Не спрашивают о хлебе, деньгах и достатке. Есть всё. В этом доме любят. Мы семья. Господи, я уже не исправлюсь. Пожалуйста, пусть у меня будет такой дом. Не знаю, как нужно трудиться, чтобы получить спокойную любовь. Какой нужно быть. Умираю для вечности, а прошу о хорошем времени. Все понимаю, ничего не могу сделать.

Ты подарил мне удивительную жизнь, даже если в ней не будет ни одного дома. Ты дал мне множество инструментов, я выбрала молоток. Сколачиваю ящики на пристани. Летом жарко, зимой холодно. Сколачиваю ящики. Стараюсь без мыслей. Хочется, чтобы меня кто-то поцеловал в лоб, и не мертвую. Хочется жаловаться, у меня ноют колени. А почему ноют. Потому что погода такая на пристани. В небе летают якоря. Летают, как воздушные змеи. О чем они думают. Господи, что со мной. Что со мной. Мне страшно, я часто плачу. Не могу привыкнуть к новому, а старого больше нет. Не дай мне сойти с ума, возьми меня на руки. Из меня нельзя вить веревки, но можно делать гвозди. Кому йогурт, овсянка утром, кофе с молоком. Тому, кто стоит на пристани. Тому, кто мечтает о доме. Тому, кто мечтает о детях. Боюсь, я уже не исправлюсь. Боюсь, они могут остаться. Боюсь, они могут уйти. Возьми меня на руки. Помоги. Мне нужен якорь, соединяющий верх и низ. Соединяющий небо и землю. Сшивающий разорванное. Собирающий разрозненное. Склеивающий разбитое. Удерживающий. Утешающий. В это время на пристани, боюсь, я одна не справлюсь. Пока одни летают, а другие спрашивают, мне нужно успеть стать собой. Я твой ребенок, Господи, пожалуйста, помоги мне.

Помоги моей маме, прости ее. Если можно, посели ее в Англии. В тихом месте. В просторной квартире. Она станет гулять по городу, вырезать из газет фотографии Beatles, перечитывать старые хроники. Думать, как я и где я. И что со мной. Господи, пусть она знает, со мной хорошо. Упокой ее, Господи. Успокой ее. Прости папу. Ему нужна Куба. Отпусти его, пусть он спокойно стареет. Смотрит вестерны, курит сигары, читает фантастику. Упокой его, Господи, успокой. И бабусю. Она в платочке под вишней ждет детей, ждет меня. Ей не горько. Собирает малину в баночку. Для кого собирает. Для того, кто стоит на пристани. Отпусти ее Господи, прости ее. Помоги им не помнить плохого, помоги им не быть плохими. Хоть на день и хотя бы там, Господи, сделай их всех счастливыми.