Дом опустел. Все остальные, должно быть, разошлись по своим делам. От давящего безмолвия вновь сдавило виски. Я прикрыла воспаленные глаза, и тишина окутала меня вязким коконом. Временами я проваливалась в забытье, наверстывая упущенный сон, но каждый раз просыпалась измученной и разбитой.

Я провела в постели два дня.

Среда.

Родные оставили меня в покое. К моему изумлению, мама даже не пыталась отправить меня в школу, за что я была ей очень благодарна. Время от времени она подсылала ко мне Черити с едой. Та оставляла поднос прямо у порога, а несколько часов спустя забирала нетронутые тарелки, таращась на меня, как на чумную. Я гадала, вправду ли все поверили, будто я больна. Больше всего меня страшила мысль, что домочадцы знают о моем позорном поступке. Посмею ли я заговорить с Джудом, причинив ему столько зла? Как я теперь покажусь на глаза людям?

После полудня я вдруг услышала звуки из отцовского кабинета, который находился прямо под моей комнатой, и удивилась, как папа оказался дома. По средам в приходе обычно хватало забот, к тому же Джуд проводил там свое социологическое исследование. Я вспомнила, что в последнее время отец просиживал над книгами недели напролет. Что же он делал?

Внезапно меня осенило. В том, что случилось, виновата не только я!

В кабинете.

— Ты все знал, — сказала я с порога.

Папа оторвался от чтения и поднял на меня глаза.

Влетев в комнату, я подскочила к его столу.

— Ты знал, кто он, и все равно привел его к нам! — Я схватила том, на обложке которого тусклым серебром мерцало: «Оборотень». — Вот зачем тебе все эти книги! Ты помогаешь ему.

Какое лицемерие! Всю жизнь родители вбивали нам в голову, что секреты — это дурно, и вот, пожалуйста, главным хранителем тайн оказался мой родной отец.

Я швырнула трактат на стол, опрокинув лампу.

— Ты впутал нас в эту историю, а вовсе не я.

Папа поправил очки, закрыл свою книгу и отложил ее в сторону. Он казался таким невозмутимым, что я чуть не лопнула со злости.

— Я ждал, когда же ты наконец придешь, — сказал он, словно образцовый пастор, увещевающий непутевого прихожанина. — Я надеялся, что ты быстрее решишься, если оставить тебя в покое. Закрой дверь и садись.

Подавив чувство протеста, я послушалась и взяла еще одну книгу, но обнаружила, что ее страницы испещрены непонятными символами, похожими на арабскую вязь.

— Итак, ты хочешь знать, почему я помогаю Дэниелу, — начал отец. — Все очень просто, Грейс, Он сам попросил меня об этом.

— Когда?

— Дэниел обратился ко мне полтора месяца назад. Я готовился к его возвращению.

— Но с чего он вдруг решил вернуться?

— Он разве не сказал тебе?

Небрежно листая книгу, я задержалась взглядом на одной из иллюстраций. Гравюра изображала превращение человека в волка. Жуткую сцену освещала полная луна.

— Он упоминал, что путь в Трентон лежит через художественную школу. Но это ведь только предлог, верно? Холи-Тринити тут ни при чем.

«Дэниел просто внушил мне, что у нас общая цель, лишь бы добиться моего сочувствия».

— Такую легенду мы с ним придумали, — подтвердил папа. — Но это не значит, что Дэниел не хочет поступить в Трентон. Он стремится обрести ту жизнь, которой лишился. — Сцепив руки, отец подался вперед. — Грейс, Дэниел вернулся, чтобы найти избавление.

Я ощутила внутренний трепет.

— А это возможно?

Папа уставился на свои руки.

— Покинув нас, Дэниел разыскал сородичей своего отца и попросил принять его в стаю. Но Урбат, принявшие волчий облик, редко обзаводятся потомством. Это против их природы. В стае позволено спариваться лишь вожаку. Дэниел был живым оскорблением их порядков. — Папа нервно хрустнул пальцами. — Думаю, эти древние существа понятия не имели, что делать с юным Урбат, тем более что он был сыном изгоя. Большинство старейшин отнеслось к Дэниелу с опаской. Альфа-волк назначил ему испытательный срок, взяв время на раздумья. В колонии Дэниел встретил одного человека…

— Гэбриела?

Папа кивнул.

— Гэбриел — бета-волк их стаи, второй после вожака. Он взял Дэниела под крыло или, правильнее сказать, лапу, рассказал ему историю волчьего народа и обучил навыкам самоконтроля, которые оттачивались столетиями. Дэниел носит на шее поистине уникальный амулет. Он помогает ему сдерживать внутреннего зверя и сохранять разум и хладнокровие, оказавшись в шкуре волка. Этому камню много веков. Надеюсь, у Гэбриела найдется еще один… — Папа устало потер щеку ладонью. Под его глазами залегли темные круги.

С тех пор, когда я видела его в последний раз, он еще больше осунулся.

— Гэбриел имеет большое влияние на свою стаю, но даже он не смог убедить других старейшин принять Дэниела. Думаю, воспоминания о его отце были слишком свежи в их памяти… Они прогнали мальчика.

Я опустила голову. К длинному списку тех, кто отвернулся от Дэниела, прибавились новые имена. Я и сама попала в число отступников в тот самый вечер, когда не сумела взглянуть ему в глаза.

— Так или иначе, пока Дэниел находился в колонии, Гэбриел успел поведать ему, что существует способ избавиться от власти волка и спасти свою душу. Он не стал вдаваться в подробности, сказал только, что описание ритуала придется поискать, и посоветовал заручиться помощью Божьего слуги. Он велел Дэниелу возвращаться домой — туда, где его любят.

— Потому он к тебе и обратился, ведь ты — Божий человек.

— Верно. В поисках чудесного средства я изучил все, что было написано по этому вопросу. — Папа указал на книжные залежи. — Я пришел к мысли, что разгадка этой тайны должна быть как-то связана с религией, раз найти ее под силу только служителю Господа, и вспомнил, как много лет назад познакомился с православным священником. Рассказывая мне о реликвиях, которые хранились в его соборе, он упомянул сборник писем одного монаха, совершившего путешествие по Месопотамии в эпоху Крестовых походов. В ту пору меня мало занимала эта тема, но мой собеседник тогда в шутку сказал, будто рукопись — доказательство божественного происхождения оборотней.

Выдвинув ящик стола, папа достал деревянный футляр с крышкой, инкрустированной золотыми солнцами и лунами.

— В прошлый четверг я потратил полдня на поездку в православный храм. Мне пришлось долго уговаривать священника, но в конце концов он согласился одолжить манускрипт нашему приходу. Я знал, что должен найти ответ.

— У тебя получилось? — Мое сердце пустилось вскачь. — Ты вылечишь Дэниела?

— Нет. — Папа не сводил пристального взгляда с коробки. — Я больше не в силах ему помочь.

— Что значит «нет»? Ты не нашел лекарство или не можешь его исцелить?