Я наконец почувствовал себя дома… но не в безопасности, пока еще нет. Прямая угроза исчезла там, где асфальт под колесами сменился раскатанным грунтом. Здесь меня надежно защищала не только родовая магия, но и стены домов вокруг, и люди, и сама земля. Могучие охранные заклятья – пожалуй, даже посильнее тех, что дед с Андреем Георгиевичем навешивали зимой и неспокойной весной – я нащупал чуть ли не за километр или полтора до усадьбы. Плетения сурово гудели в невидимом простым смертным мире и отдавались чуть ли не физической болью в зубах и где-то под ребрами. Елизаветино словно готовилось к осаде.

И причина тому могла быть только одна: на этот раз роду и фамильному гнезду Горчаковых угрожало то, что оказалось важнее даже моего исчезновения чуть ли не на целые сутки. И чем ближе я подъезжал к дому, тем сильнее становилось тоскливое ощущение. Охранники на воротах – сразу трое с Одаренным во главе – вообще не обратили внимания на незнакомую машину. Только закивали, разглядев меня за рулем, и пропустили. Без вопросов, без разговоров… то ли вообще не знали, что наследника рода Горчаковых похитили, то ли были озадачены чем-то посерьезнее.

Сначала мне показалось, что деда вообще нет дома: обычно я чувствовал его Дар чуть ли не от самого въезда в Елизаветино, а сейчас – только у самых стен. Привычная мощь исчезла, став похожей на сдувшийся морщинистый шарик. Сжалась в едва теплящийся комок – видимо, чтобы хоть как-то сохранить остаток сил, которых едва хватало поддерживать жизнь в почти столетнем теле.

Дед явно ощущал себя паршивее некуда – а выглядел еще хуже. Сидел на диване в гостиной, закутавшись в толстенное зимнее одеяло, хоть дома и было почти жарко. Чашка с горячим чаем стояла на столике в паре шагов, но так и осталась нетронутой: похоже, старику попросту не хватило сил дотянуться до нее самому, а попросить помощи помешала то ли гордость…

То ли желание непременно говорить со мной с глазу на глаз. На этот раз дед выгнал даже Андрея Георгиевича, а рядовые охранники и прислуга и вовсе будто исчезли. Хотя… может быть, глава рода просто не желал показываться им в таком виде.

– Присаживайся, – произнес он.

Так тихо, что я скорее ощутил его волю, а не разобрал слова. Устроился на диване – поближе, чтобы деду не приходилось напрягаться. В дороге у меня было достаточно времени подумать, о чем рассказывать дома, а чем, пожалуй, лучше промолчать… Но стоило заглянуть в похожее на восковую маску бледное лицо – все мысли тут же вылетели из головы.

И мне стало по-настоящему страшно.

Дед сидел с закрытыми глазами. У него не осталось сил даже смотреть. И нащупать меня Даром он тоже не мог… Значит – узнал по шагам, или знал, что я должен появиться. Что никого другого сюда попросту не пустили бы. На мгновение показалось, что старик вообще не дышит – настолько мало в нем осталось жизни.

Даже родовой Источник уже не мог вернуть ему силы. И неудивительно: дед целые сутки непрерывно работал с Даром. На полную мощность, раскручивая невидимые нити энергии, сплетая сеть, способную накрыть не только весь город, но и десятки, а то и сотни километров вокруг. Искал меня – безуспешно, но раз за разом пробуя снова. Чуть ли не с того самого момента, как меня засунули в багажник на улице неподалеку от Путиловского завода – и до рассвета, когда я, наконец, добрался до телефона и смог позвонить.

И продолжал, даже когда над всей столицей нависла туча, природу которой мне пока еще не удалось понять – зато прекрасно чувствовал не только Даром, но и чуть ли не кожей. Что бы я там ни думал, поиск единственного уцелевшего внука для главы рода никакой не мог стать второстепенной задачей.

Но, похоже, был явно не единственной. Дед выложился до капли, и жизнь в нем поддерживал, похоже, уже не Дар, а исключительно Горчаковское фамильное упрямство.

– Ты… ты вообще как? – Я подвинулся поближе на диване. – Я не…

– Пока не помер, как видишь, – проскрипел дед. – Рассказывай.

И я рассказал. Даже более-менее, ровно, не сбиваясь. Сначала о том, как расстреляли охрану, а меня самого засунули в багажник, потом о своем почти удачном побеге из загадочной и невесть кому принадлежавшей усадьбе. И, разумеется, о беседе с восставшим из мертвых генералом Куракиным – в мельчайших подробностях. Дед, как и всегда, слушал молча, но я сам каждую минуту смолкал и прислушивался, дышит ли он вообще. Никаких внешних проявлений интереса я так и не заметил: старик не двигался, не смотрел в мою сторону и не подавал голоса. И только по беспокойно двигающимся под веками глазам я мог понять, что он еще не задремал… или чего похуже.

– Неудивительно, – с явным усилием произнес он, когда я закончил рассказ. – Неудивительно, что они все… все повылезали именно сейчас.

– Кто – они? – на всякий случай уточнил я. – Куракин, Орлов или…

– И те, и другие. – В голосе деда на мгновение прорезалось что-то похожее на тень былой сварливости – ему все так же не нравилось, когда его перебивают. – В такие времена… всегда пытаются урвать свое, так или иначе.

– В какие? – буркнул я. – Мог бы тратить поменьше сил на загадки.

– Ровно день назад… Конечно, во дворце до сих пор пытаются скрывать, но такое почти невозможно утаить. Императрица при смерти. – Дед смолк, чуть отдышался и продолжил. – Пока говорят о тяжелой болезни, и все же главы родов подозревают или неизвестный яд, или плетение экстра-класса.

– Что?! – Я едва не подпрыгнул. – Кто вообще мог?..

Не то, чтобы сама мысль о подобном казалась мне нелепой. Если последний год чему-то и научил столичную знать, то уж точно тому, что даже охраняемый гвардией, жандармами и придворными Одаренными Зимний дворец уже не мог считаться абсолютно безопасным местом… особенно в последнее время.

Но покушение на саму государыню?.. Может, лучшие годы Екатерины Александровны остались далеко позади, и ее сложно было назвать сильным правителем – кто мог настолько желать ей зла? И во время народных волнений, и перед выступлением Куракина, и даже после него столичная знать увлеченно грызла друг друга – но императрица все время оставалась вне этих… конфликтов. И мне еще ни разу не приходилось слышать о врагах венценосной фамилии.

А они имелись. И, похоже, обладали и незаурядным магическим Даром, и высоким положением. За последние месяцы Багратион не только усилил позиции, но и наверняка буквально наполнил и гвардию, и министерства, и уж тем более двор своими людьми. Третье отделение засадило в крепость сотни, если не тысячи человек по обвинению в заговоре, вооруженном мятеже и государственной измене… Но Орлов с Меншиковым не только разгуливали на свободе, но и позволяли себе угрожать мне чуть ли не во всеуслышание – а потом еще и привести угрозы в исполнение.

Похоже, в одном Куракин мне точно не соврал – столичная знать прогнила насквозь.

– Кто вообще мог отравить императрицу? – переспросил дед. – К сожалению, любой, кому выгоден бардак в столице. Я бы подозревал кого угодно, включая и Багратиона, и Куракина, и самого наследника Павла, и даже нас с тобой… Как бы ни цинично это прозвучало, сейчас меня куда больше интересует, что со всем этим делать.