– Каким еще духам?! – взревел Владимир. – Мы теперь христианской веры! Не забывай!

– Ну, значит, не духам, не духам подарили, – попытался исправиться сотник, – значит, кому-то другому подарили. – Тут он захлопал глазами и жалобно посмотрел на своего повелителя. – Может быть, самому Господу подарили? Иисусу Христу?

– Дурак!

Князь прикрепил рамку к поясу, опустил голову и долго стоял, скрестив руки на груди, вот так вот, размышляя.

Наконец медленно, слово за словом, произнес:

– Это, никак… упреждение свыше… вот что я думаю… Упреждение за наши грехи… Так что надо бы покаяться, пока не поздно.

Еще некоторое время молчания… и преданный громила рухнул на колени, заливаясь слезами.

– Каюсь! Каюсь, князь! Не выдержал! Соблазнился! Не сжег я Тороповой скуфети, а в травах спрятал! Нечистый попутал! Не вели казнить! Прости, князь!

Если бы в это время над озером пролетал орел или другая птица, способная медленно парить в воздухе, наблюдая за тем, что происходит внизу, то взгляду этой птицы представилась бы весьма живописная картина: голубое озеро, желтый песок, домики, как игрушечные, утопающие в зелени, и шесть человеческих фигурок, направляющихся к воде. Одна фигурка отделилась и присела, кутаясь в полотенце. Четыре фигурки выстроились в ровную линию и нагнулись. В легкой атлетике это положение называется «высокий старт». И еще одна фигурка, небольшая, коренастая, стоит чуть поодаль, поигрывая продолговатым предметом. По походке, стати и хозяйским жестам легко догадаться, что эта коренастая фигурка и есть – главный. А потому сейчас, наверное, скомандует. Так оно и есть… Разбег! Замах! Бросок!

Палочка взмывает высоко над озером, отпугивая парящую птицу, а затем, набирая скорость, плюхается в водоем.

– Ну молодец, Миша! Не зря тебя прозвали «боцманом», – Белолыцин поздравляет мокрого Леснера и принимает палочку.

– И ты хорошо плыл! – Он пожимает руку Апокову, который пришел вторым.

– Бронза! – хлопнул по животу Буревича. – «Бронза» – это тоже неплохо.

– А ты, как тебя… подкачал. – Виктор Степанович повернулся к Гусину. – Поджарый, и бицепсы на ногах… а подкачал… Но старался… А за старался полагается налить, как говорили наши древние славянские потомки.

Подошла охрана с подносом. На подносе графинчик и рюмки уже наполненные.

– А ты чего?

– А я не буду, – кутался в полотенце Эзополь, убирая деньги в карман своих плавок. – Мне нельзя.

– Эх, не политик ты, Юра, не политик…

– За вас, Виктор Степанович! – почти хором произнесли пиарщики.

– Это вы правильно, – улыбнулся Белолыцин. – За меня, за меня…

Когда Виктор Степанович ушел разжигать костер (процесс, который он не доверял никому другому), пиарщики выпили за себя и за те обстоятельства, которые их соединили.

Тогда, давно еще, на пороге девяностых, они, конечно же, были моложе и гибче, а делающая первые шаги рыночная экономика обещала много инвестиций и в первую очередь тем, кто благополучно прошел школу фарцовки, бросая вызов советскому «колоссу на глиняных ногах». Там, на «Горбушке», на ВДНХ и в подворотнях возле Беговой, формировался будущий цвет отечественных предпринимателей, которые оприходуют все западные кредиты. Там в обстановке жестокой конкуренции и постоянного «стрема» поднимали головы сильнейшие под неусыпным надзором корумпированных ментов. Там же появились первые рэкетиры, и гораздо раньше, чем пришло само слово «рэкет». Оттуда вышли и направились к Останкинской телебашне будущие торговцы эфирным временем, уже тогда понимавшие, что слово «государственное» – всего лишь сочетание букв. «Мы выбрали телевидение, – впоследствии говорил Леснер, объясняя решение компании молодых прорабов, – потому что хотели прикоснуться к истинным духовным ценностям. Мы понимали, что путь будет тернист и труден, и только самые упорные пройдут его до конца. Но и одного упорства было мало. Только самые талантливые в честной конкурентной борьбе удержатся на почетных высотах. Но и таланта было мало. Только с чистыми руками и незапятнанной совестью можно дотронуться до священных рычагов и вещать для людей. Но и чистых рук оказалось недостаточно. Прошли только те, кто обладал светлой аурой». Под словосочетанием «светлая аура» Михаил Леснер подразумевал деньги.

Прежде чем двинуться в поход за духовными ценностями, было перепробовано немало других направлений – от торговли ветеранскими медалями на Арбате до обыкновенного сутенерства, которым пробавлялся почти весь строительный институт. Многие в этом бизнесе и остались. Но некоторые не изменили юношеской мечте. Голубой экран манил, дразнил, сводил их с ума. Их, как и миллионы других соотечественников. Он то наполнял надеждой молодые сердца, то огорчал недоступностью, словно четвертое измерение для людей, мыслящих категориями алебастра и дрели. Выход предоставлялся единственный, какой существовал для любителей в то время и существует до сих пор – внедряться через КВН! Как показала и по сей день подтверждает жизненная практика – это единственный правильный выход. Никакие выпускники ВГИКа, ГИТИСа, «Щепки», консерваторий и суриковских училищ не обладают такой веселостью, находчивостью и понятностью массам, как дружные КВН-щики с надсадными голосами или нарочито-кавказским акцентом или переодетые в женские платья, стебающие песни известных авторов и композиторов, высвобождая тем самым ностальгию по пионерским лагерям.

Они решили играть в КВН, и, как нарочно, любой из группы молодых прорабов обнаружил в себе талант или какую-нибудь способность. Буревич, например, выглядел «отпадно», когда надевал юбку, набивал ватой грудь и повязывал платочек. Эзополь умел блеять так, что обманулся бы любой пастух-аксакал. Гусин обладал способностью пукать по заказу, да еще доставал языком до переносицы. А главным сценаристом команды был назначен Александр Апоков, потому что он был единственным в институте, у кого сохранилась полная подшивка старого «Крокодила». С миру по нитке – команда была собрана, и каждый обладал изюминкой. Помимо репетиций, прикалывались ребята чуть ли не каждый день. Подбрасывали носки в кастрюлю в общежитии, когда хозяин кастрюли халатно отлучался от закипающей кастрюли, устраивали огненные «велосипедики» спящим, подкладывали девушкам дохлых мышей в постель. А каждое Первое апреля вывешивали приказ о назначении Леснеру повышенной стипендии или какой-нибудь премии. И, что самое интересное, один раз, поверив «приказу» и запугав бухгалтера, Михаил эту премию получил. После чего его авторитет среди товарищей резко возрос, а положение главного администратора команды стало незыблемым.

Вот так и жили. Так и росли в стенах строительного института веселые парни. Могли ли тогда подозревать Данелия и Товстоногов, Васильева и Мордюкова, Гафт или Алексей Баталов… могли ли представить они, что через какие-нибудь несколько лет эти люди и будут решать, кого показывать по телевидению, а кого не показывать? Нет. Не могли они себе такого представить, за что и поплатились.