Поначалу не у всех. Но – повязала пролитая чужая кровь. Жители усадьбы, священник с дьяконом и семейством, чуть позднее – заезжие и захожие странники, пробиравшиеся куда-то по своим делам…

Те из своих, кто воспротивился или не сумел, разделили участь чужих. Таких тоже было немало. Благо, власти больше не стало, и никто не интересовался, куда подевалось столько народу. Не стало – ну и ладно.

Появление солдат было воспринято как предвестие возможной расплаты. Известно же – регулярная сила любит закон. Если начальники не задали опасных вопросов, то, значит, решили немного подождать и задать их позднее. Когда, скажем, ослабнет луна и превращение будет даваться труднее.

И последнюю точку поставил вопрос о церкви. Ее же тоже не какая-нибудь пришлая банда разрушила. Но после первых же изменений и кровавых разборок мысль, что некто всемогущий и всеведущий незримо присутствует в поставленном в честь Его храме, была невыносимой, обжигала, как святая вода – дьявола. Если же нет церкви, то как бы нет и Бога. Хватит! Столько лет придерживаться заповедей!

Вначале думали: служивые станут на постой. Изба – не вагоны. Не стали. А так было бы хорошо ночью поодиночке порешить всех, и пусть попробуют что-то доказать!

Была надежда на водку и собственных баб. Солдату ведь что надо? Выпить да погрешить.

Ни пить, ни грешить никто не стал. Значит, собрались прежде расправиться, а уж потом разговеться.

Пришлось попытаться прежде подкрасться, потом – атаковать бегом в надежде на несвойственную людям скорость.

Итог – гонимые, потерявшие близких и имущество. Ищи теперь пристанища в неведомых местах.

Движение еще одного отряда было воспринято, словно дар судьбы. Не разбогатеть, так хоть потешить вдоволь душу.

И потешили. Бились запутавшиеся в постромках кони, отчаянно ржали, пытались порвать путы. На них почти не обращали внимания. Разве так, загрызть по ходу, перекусить вену на шее или впиться в мягкий живот и тут же нестись дальше в поисках более достойной жертвы.

Людям пришлось плохо. Толком не очухавшиеся после сна, не ожидавшие нападения, не подготовившиеся к нему, они не успели применить оружие, без него же были обречены.

Да и как успеть? Наиболее проворные схватили винтовки, пока же целились, хищники уже налетели на них, сбили с ног своей массой, точно такой же, какая была у них в бытность людьми.

У подвергшихся нападению шансов не было никаких. Острые зубы рвали их тела, терзали плоть, и счастливчиками могли считать себя те, кому сразу перегрызали горло.

Остальные мучились дольше. Лишь пара человек сумела как-то извернуться, пустить в ход ножи и тем отплатить нападавшим за свою грядущую гибель.

И еще была группа, на которую не набросились сразу. Так ведь бывает – одному достаются два-три противника, другому – ни одного.

О каком-то организованном отпоре речь не шла и у них. Прежде всего потому, что никакой группы собственно не было. Были отдельные люди вдоль всей дороги, из-за тумана даже не видящие друг друга.

Кто-то из них стоял в ступоре, словно ожидал очереди на съедение, кто-то со всех ног припустил прочь, благо, плохая видимость давала некое подобие шанса, самые же отчаянные, а возможно, самые безумные, попытались драться.

В нескольких местах громыхнули выстрелы. Из обрезов, из винтовок, из револьверов, одним словом, из того, что было под рукой.

Сеня, здоровый бандит из солдат, успел даже подхватить «льюис». Он стоял, широко расставив ноги на наполненной сеном телеге, и смотрел, как рядом двое волков расправляются с его товарищем. Около бьющейся на земле кобылы еще один товарищ, размахивая винтовкой как дубиной, пытался отбиться от нападающего на него хищника. Пару раз винтовка задела волка, отбросила в сторону, однако волк атаковал снова и снова.

Откуда-то из тумана выскочил очередной бандит, хотел проскочить мимо, но сзади выросла тень, превратилась в волка, обрушилась сзади… Бандит упал, закричав при этом с таким диким ужасом, что Сеня дернулся, а затем словно очнулся от спячки.

Он начал стрелять от живота, поворачиваясь вместе с пулеметом кругом, и ливень пуль вздыбил первым делом пыль на дороге, затем прошелся по волку, восседавшему на спине крикуна, задел самого крикуна, так что тот наконец затих.

Свинец сбил двух других волков с разодранного человеческого тела. Они с визгом покатились по земле, забились в агонии, причем один все время выворачивал голову и разевал пасть так, словно хотел поймать ею пулю.

Семен радостно заржал и продолжил свой смертоносный поворот. Подобравшийся к Сенькиному приятелю волчина схлопотал свою долю, и очередной пролет винтовочного приклада пришелся по пустому месту. При этом приятеля качнуло вперед, да и Сеня все вертелся, жал на курок.

Рубаха на боку спасенного лопнула, окрасилась в кровавый цвет, и сам спасенный послушно повалился на издыхающего хищника, и точно так же дернулся в последних конвульсиях.

Сбоку выскочило еще одно серое чудовище. Сеня успел повернуться к нему, наставить широкий раструб кожуха воздушного охлаждения, скрывающего собственно ствол.

Напрасно. Последняя пуля пролетела впритык с волчьей мордой, а дальше боек щелкнул впустую.

Сеня все еще хохотал, не понимая, почему так тихо. А затем оборотень взвился в прыжке. Сеня видел, как он летит, выставив передние лапы, а палец на курке уже сводила судорога, и легкий дымок поднимался от нагретого ствола пулемета.

За миг до столкновения смех перерос в крик. Вскоре оборвался и он…

…А Григорий все удерживал волка. Пару раз удалось завалить хищника на сторону, почти подмять под себя, но каждый раз волк изворачивался, вновь оказывался сверху, и его зубы упорно старались приблизиться к человеческому горлу.

Один из клыков даже коснулся широченной шеи Григория, оставил на ней след, но мужчина рывком отодвинул от себя серую морду.

«Съест! – мелькнула мысль, и ее тут же перебило страстное стремление: – Жить!»

Неожиданно для хищника и для себя Григорий дернул головой, ударил волка своим крепким лбом по носу. Когда же серый дернулся от боли и чуть ослабил давление, Гриша с неожиданным проворством одной рукой перехватил хищнику спину, второй уперся в нижнюю челюсть волка и нажал, что было сил.

Хруст шейных костей, звериная туша содрогнулась и тут же обмякла.

Жить!

Григорий выскользнул из-под безжизненного тела, вскочил и быстро огляделся.

При этом правая рука выдернула саблю. Хорошую, остро отточенную. Гриша не раз и не два пробовал – головы отлетали только так. Правда, у людей, но какая разница?

Туман потихоньку редел. Еще не настолько, чтобы были видны дали или хотя бы то, что происходит за пределами некоего небольшого круга, однако круг этот все-таки увеличился. Вон, и ближайшие деревья в лесу различимы именно как деревья, а не как расплывчатые пятна.