– Прошу прощения, – извинился Самсонов. – Я должен ответить.

Они с Ланской дошли до подъезда и остановились под козырьком.

– Могу вас пригласить в квартиру, – сказала Ланская.

– Нет, спасибо. Еще буквально один-два вопроса. – Самсонов прижал трубку к уху: – Да, Влад, я слушаю.

Ланская деликатно отвернулась, достала пачку тонких сигарет и закурила.

Самсонов молча выслушал все, что сказал ему опер.

– Хорошо, – проговорил он, когда тот закончил. – Все ясно. Очень удачно позвонил. Пока.

Ланская вопросительно взглянула на него.

– Екатерина Олеговна, вы с Филиппом Кирилловичем собираетесь пожениться? – без обиняков спросил Самсонов.

Ланская смущенно усмехнулась:

– Мы давно уже хотели, ждали только развода. Наверное, со стороны это выглядит так, словно его жену убили и мы тут же в ЗАГС намылились?

«Или будто Симохин убил жену, чтобы жениться на тебе», – мысленно добавил Самсонов, но вслух сказал:

– Нет, я знаю, что Филипп Кириллович разводился с женой. Они, кажется, судились из-за имущества?

– Да, у них совместное владение было оформлено. И теперь он получит все. Это делает его убийцей?

– Подозреваемым, – поправил Самсонов. – Но я хотел спросить о родителях Филиппа Кирилловича. Вы их видели?

– Ни разу. Они живут в Бруклине.

– Приедут на вашу свадьбу?

– Если смогут. У них бизнес, который не так просто оставить.

– Что за бизнес?

– Не знаю, если честно. Филипп мне мало о них рассказывал.

– Как он общается с ними? По телефону, по скайпу?

Ланская задумалась.

– По правде говоря, не в курсе, – ответила она через несколько секунд. – При мне он с ними не разговаривал. А что?

– Может быть, ничего. Не помните, на каком поезде уехал Филипп Кириллович? И где его можно найти в Москве?

– Уехал утром, точное время не могу сказать. Думаю, часов в девять. А куда конкретно поехал… тоже не знаю. – Ланская виновато пожала плечами: – Уж простите. Он просто сказал, что у него дела в Москве и он скоро вернется. Я не расспрашивала. Спросите у него, когда он приедет, или позвоните ему. У вас есть его номер?

– Нет.

– Хотите дам?

Самсонов записал телефон Симохина, хотя и не собирался ему звонить. Вместо этого, попрощавшись с Ланской, он набрал Рогожина:

– Слушай, Влад, а ты нашел Жженову?

– Кого?

– Журналистку?

– А-а… нет, до нее не дозвониться.

– А домой к ней ездил?

– Нет. А надо?

– Конечно! Я же просил убедиться, что с ней все в порядке.

– Слушай, я про нее вообще забыл, если честно. С этим алиби…

– Ты мог до этого к ней съездить еще. Ладно, сейчас чем занят?

– Надо наведаться еще в одно место, где были Симохин и Ланская, а потом ничем.

– Вот и навести Жженову. Если опять не дозвонишься.

– Хорошо, Валер. Потом можно будет поехать домой поспать? – В голосе Рогожина слышались саркастические нотки.

– Можно, – ответил Самсонов, пропустив их мимо ушей.

Он не стал добавлять, что все зависит от того, что именно найдет в квартире Жженовой опер. Если вообще попадет в нее. Может, журналистка решила от греха подальше смыться из города. Но почему тогда она не отвечает на звонки? Нет, она не стала бы прятаться от Самсонова, ведь он мог дать ей новые сведения, касающиеся расследования. Она бы не упустила такой шанс.

Полицейского вновь охватили мрачные предчувствия. Все-таки не надо было вовлекать Жженову во все это. Если преступник убил ее или похитил, как это поможет расследованию?

Старший лейтенант взглянул на часы. Сегодня, пожалуй, уже не узнать, добрался ли Симохин до Москвы и вообще садился ли в поезд. Придется отложить до завтра.

Самсонов решил поехать домой, перехватить что-нибудь пожевать и принять душ. Завтра Башметов получит ордер, и, вероятно, они выйдут на след убийцы. Жаль только, что слишком поздно – Корчаковой это уже не поможет. Если бы сегодняшний день принес результаты, но увы…

Самсонов с ненавистью взглянул на изливающееся дождем серое небо, втянул голову в плечи и бегом направился к машине.

* * *

Дремин смотрел на заросли бамбука, огороженные стальной сеткой. Одни поднимались метров на пять, другие – на два, третьи находились в больших, похожих на бочонки кадках и вполне уместились бы в квартире полицейского.

– Это все? – спросил он стоявшего рядом Разумовского.

– Ну да. Двадцать соток одного только бамбука – мало, что ли? А там дальше еще немного тростника и ротанга. Хотите взглянуть?

– Покажите.

Дремин и Разумовский прошли метров тридцать вдоль зарослей зеленых стволов бамбука. Это выглядело как настоящий лес. Не хватало только панд, выглядывающих из-за стеблей. Ну или воинов с мечами, прыгающих сверху.

– У вас есть какие-нибудь отдельные помещения, парники, куда имеют доступ только некоторые сотрудники? Допустим, один или двое, работающие посменно? – спросил Дремин, осмотрев плантации тростника и ротанга.

– Это можно узнать. – Разумовский подозвал сопровождавшего их человека в длинном белом халате и резиновых сапогах. – Расспросите его, это ответственный за данный павильон.

Дремин задал свой вопрос не только подошедшему сотруднику, но повторил его в каждом павильоне. Все было бесполезно. В единственной оранжерее, куда имели доступ лишь двое специалистов по выращиванию особо капризного вида орхидей, не было и следа бамбука – так же, как и Корчаковой. Разумовский терпеливо сопровождал полицейского повсюду, но было заметно, что он уже не может дождаться, когда это кончится. Поэтому попрощался он с Дреминым, не скрывая облегчения.

Следователь выехал за ворота, когда на улице стемнело. Ни луны, ни звезд видно не было, потому что все небо закрывали тучи, из которых с неутихающей силой лил дождь. Дремин включил музыку – плей-лист с песнями Ludacris – и направился в Пушкин. Хватит с него на сегодня – надо и дома побывать.

* * *

На лестнице пахло кошачьей мочой. Рогожин видел возле подвала расставленные блюдца с молоком и кусочками мяса – кто-то из обитателей подъезда подкармливал животных. На некоторых ступеньках блестели маленькие вонючие лужицы.

Опер взглянул на часы: поздно, очень поздно. Жена снова будет ругаться, что ей приходится все делать самой. Она хотела, чтобы он «хотя бы гулял с собакой», которую сам же и завел. Не то чтобы она была против – маленького приветливого лабрадора по кличке Амос она очень даже любила, – но всегда пользовалась тем, что именно Рогожин предложил завести собаку. Поэтому Амоса неизменно в таких случаях называла «твоя псина».