Двери за нами плавно закрылись, хотя я и не заметил доводчиков. Обернувшись, чтобы посмотреть на Вербу, я увидел над входной дверью оберег. В стене впереди перед нами был ещё один дверной проём, только он был завешен стеклярусными занавесками, за которыми ничего не было видно.

– Добрый день, – сказал я громко, – кто-нибудь тут есть?

В глубине второй комнаты раздалось какое-то шуршание, затем чьи-то руки резким движением раздвинули занавески. В комнату к нам вышла женщина в огромном мешковатом платье, подпоясанном каким-то мужским кушаком. Голову ее покрывал чудно€ завязанный большой платок. Женщине было на вид от сорока до пятидесяти, точнее в полумраке не определишь. Я разглядел острое злое лицо с тонкими чертами, большие уродливые складки на шее, прикрытые рядами янтарных бус, тонкие запястья в янтарных браслетах и красивые не во возрасту кисти рук, пальцы украшены кольцами.

– Добрый день, – спокойно сказала она и замолчала.

– Мы… мы увидели вывеску, – сказал я.

Она молчала, ожидая, когда я продолжу.

– Вы… можете нам помочь? Нам кое-что нужно.

– Я всегда готова помочь, – сказала женщина и посмотрела на меня долгим вызывающим взглядом.

– Мы заплатим, – сказал я, и она резко повернулась, пригласив нас жестом следовать за ней, словно ждала именно этих слов.

Мы зашли во вторую комнату. Она оказалась чуть больше первой, но и вещей здесь было больше. В центре комнаты, под тяжёлым низким абажуром, стоял круглый стол, на тёмной грязной скатерти стоял стеклянный шар. Вокруг стола были расставлены четыре деревянных стула. Слева громоздился большой буфет со стеклянными дверцами, справа – огромный книжный шкаф. Все вокруг было заставлено разнообразными мелочами, причём количество янтарных изделий здесь поражало воображение: тут были янтарные тарелки, янтарные чашки, янтарные ложки и вилки, янтарные статуэтки, изображавшие скорпионов, рыбок, медведей и зайцев, и маленькие янтарные подсвечники. На стене в светлой деревянной раме висело изображение тигра из янтарной крошки, а на трюмо сбоку от стола стояла копия Тадж-Махала из янтаря сантиметров в пятнадцать высотой.

Книжный шкаф был набит книгами, и я, пройдясь взглядом по корешкам, не сразу сообразил, что здесь хранилось множество экземпляров одной и той же книги: «Назову себя Гантенбайном» Макса Фриша. Здесь были собраны экземпляры, наверное, всех существовавших изданий этого романа: на немецком, английском, французском, испанском, русском языках, на языках, которые я не мог опознать; корешки были заполнены буквами латиницы, кириллицы, китайскими иероглифами, хангылем, катаханой и хироганой, арабскими, армянскими, грузинскими, греческими буквами, буквами каких-то восточных алфавитов, которых я не знал.

Кроме книг и янтарных мелочей в шкафу стояли разноцветные керамические фигурки, маленькая ваза с сухими цветами, часы, свечи в подсвечниках и без, на углу висела гроздь пластикового винограда. Противоположную от входа стену почти целиком занимал большой гобелен с картиной «Неизвестная» Крамского. В углу, между стеной и шкафом, от пола до потолка боковая стена была завешана ковром – было похоже, что за ним находится ещё одна дверь, но проверить эту гипотезу мне не удалось. В другом углу стоял маленький круглый деревянный столик с облупленным лаком и на нем – здоровенный доисторический дисковый телефон. Все свободные поверхности в комнате были завалены какими-то бумажками, гадальными картами, раскрытыми книгами и молитвословами, обрывками тетрадных листов с текстом и без. Окон в этой комнате также не было.

– Садитесь, – показала рукой женщина и сама села за стол лицом ко входу, схватив в руки янтарные чётки.

Мы сели на неудобные и скрипучие стулья. Я запустил руку во внутренний карман и, не извлекая наружу весь бумажник, достал одну крупную купюру, которую я продолжал держать в руке в течение следующего диалога.

– Для начала я хотел спросить, – начал я, – насчёт вашей вывески. Там написано «Коррекция кармы». Вы – корректор?

Женщина поморщилась и наклонилась к пятну света, висевшему между столом и лампой.

– Не говорите так. Не употребляйте это слово.

– Почему? Разве вы не корректируете карму?

Она медленно покачала головой:

– Карма корректируется на гораздо более высоких уровнях.

Я ждал, что она продолжит, но она молчала.

– В таком случае, что же вы делаете?

Она запрокинула голову и театрально расхохоталась. Потом посмотрела на меня и медленно сказала:

– Я много что делаю. Я умею гадать. Я вижу карму. Я могу помочь.

– То есть вы – гадалка?

– Не только. Вы сказали, что вам нужна помощь. Говорите, какая помощь вам нужна?

– Да, хорошо, что вы спросили. Мы, собственно, ищем одного человека, который когда-то здесь жил. И надеемся, что вы сумеете нам что-то подсказать.

– Какого человека?

Я наклонился вперёд, чтобы хорошо видеть её лицо, и сказал:

– Его звали Ганс Брейгель.

В этот момент с лицом, руками, всей статью гадалки случилось что-то невероятное. Было похоже, что её с размаха ударили сзади по затылку деревянным веслом, но она стоически старалась делать вид, что ничего не происходит, и спокойно продолжать беседу.

– Как вы сказали?

– Ганс Брейгель. Вам что-то говорит это имя?

– Трудно сказать. Я знаю так много имён…

– Я вам напомню. Он жил в этом доме очень много лет назад. В квартире номер четыре. Я не думаю, что вы могли быть с ним знакомы, но мне почему-то кажется, что вы знаете, кто это.

– Вы от деда?

– Что вы спросили?

– Старый козёл! – Она вдруг резко подалась вперёд, схватила меня за кисть левой руки и отдёрнула рукав моей рубашки вверх, обнажив запястье.

– С вами всё в порядке? – спросил я.

Гадалка отпустила моё запястье, медленно убрала руки со стола и тоскливо посмотрела по сторонам. Она вдруг как-то изменилась – словно тот человек, та надменная, уверенная в себе женщина, которая знала ответы на все вопросы, вышла куда-то, а её место заняла уставшая и осторожная девочка. Из её взгляда исчез напор, зато в нём вдруг появилась острота, присущая умным и въедливым людям. Выражение её лица и манера говорить дальше решительно диссонировали с её внешним видом и антуражем комнаты.

– Вы спросили, не от деда ли я. От какого деда? Что вы имели в виду?

Гадалка тоскливо махнула рукой и посмотрела на меня:

– Зачем вам Брейгель?

– Я… я историк. У меня есть одно… скажем, дело. Касающееся истории рейхскомиссариата Украина и конкретно – генерального округа Волынь – Подолье.