Я замерла, не зная, как себя повести. У меня не было ни малейшего желания подглядывать, за ними, но я опасалась, что мои шаги по каменным плитам пола привлекут их внимание. Пока я медлила, Джейми расслабил объятие и поднял голову. Наши глаза встретились; узнав меня, он сразу успокоился, и вспыхнувшее было на лице выражение тревоги исчезло. Приподняв брови и чуть заметно пожав плечами, он усадил девушку поудобнее у себя на коленях и продолжил свое занятие. Я отступила и на цыпочках удалилась прочь. Это не мое дело. Однако я полагала, что и Колам, и отец девицы сочтут подобного «принца-консорта» весьма нежелательным. Если парочка не станет выбирать менее опасные места для встреч, то как бы не пришлось Джейми принять еще раз побои уже на свой собственный счет.

За ужином в этот, день я увидела его вместе с Алеком и уселась напротив них за длинным столом. Джейми поздоровался со мной вполне приветливо, но в глазах его была некая напряженность. Старина Алек удостоил меня своего обычного «мм-ф-м». Женщины, как он объяснил мне в паддоке, ничего не понимают в лошадях, так что с ними и говорить не о чем.

— Успешно ли идет укрощение лошадей? — спросила я, чтобы прервать хоть ненадолго механическое движение челюстей на противоположной стороне стола.

— Вполне успешно, — отозвался Джейми.

Я поглядела прямо на него поверх блюда с отварной репой.

— У вас губы сильно припухли, Джейми. Это лошадь вас ударила? — спросила я не без ехидства.

— Ага, — ответил он, сощурившись. — Мордой ткнула, чуть я отвернулся.

Он говорил спокойно, однако тяжелая нога надавила под столом на кончик моей туфли. Надавила слегка, но все было ясно.

— Как скверно, — посочувствовала я с самым невинным выражением. — Ваши кобылки могут быть опасны.

Нога нажала сильнее, когда Алек вмешался в разговор:

— Кобылки? Но ты вроде с кобылами сейчас не работаешь, а, паренек?

Я попробовала воспользоваться другой ногой как рычагом, чтобы столкнуть тяжелый сапог; это не помогло, тогда я с силой пнула Джейми в лодыжку. Он дернулся и убрал ногу.

— Что это с тобой? —поинтересовался Алек.

— Язык прикусил, — ответил Джейми, глядя на меня поверх руки, которой он прикрыл рот.

— Ну и нескладный же ты дуралей! Чего еще ждать от идиота, который вовремя не может от лошади увернуться… — И Алек приступил к долгому обличению своего помощника в неуклюжести, лени, глупости и вообще всяческой неспособности. Джейми, наименее неуклюжий человек из всех, кого я знала, опустил голову и продолжал бесстрастно пережевывать пищу в течение всей этой обвинительной речи, но щеки у него горели огнем. Что касается меня, то весь остаток трапезы я провела, скромно опустив глаза в тарелку.

Джейми отказался от второй порции тушеного мяса и поспешно покинул стол, не дослушав тираду Алека. Несколько минут я и старый конюх жевали молча. Вытерев тарелку последним кусочком хлеба, Алек отправил его в рот и откинулся назад, сардонически поглядывая на меня своим единственным голубым глазом.

— Вы бы не дразнили парня, мой вам совет, — заявил он. — Ежели ее отец или Колам дознаются про это дело, Джейми заработает побольше, чем синяк под глазом.

— Жену, например? — сказала я, глядя ему в лицо. Он медленно кивнул.

— Возможно. А это не такая жена, которая ему нужна.

— Неужели? — Я удивилась его суждению — тем более после подслушанных мною в паддоке, замечаний Алека.

— Ни в коем случае. Ему нужна настоящая женщина, а не девчонка. Лаогера останется девчонкой и в пятьдесят лет. — Суровый рот изобразил некое подобие улыбки. — Вы, видно, думаете, что я всю жизнь провел в конюшне. Но у меня была жена, стоящая женщина, и разницу я понимаю очень даже хорошо. — Голубой глаз вспыхнул, когда Алек поднялся со скамейки. — И вы тоже, барышня.

Я невольно подняла руку, чтобы задержать его.

— Откуда вы узнали… — начала я, но Алек насмешливо фыркнул.

— У меня только один глаз, барышня, но это не значит, что я слепой.

И он удалился, фыркнув еще раз на прощанье.

Я вскоре тоже ушла и, поднимаясь по лестнице к себе в комнату, размышляла, что хотел сказать старый лошадник своей последней репликой — если он действительно хотел.

Жизнь моя не то чтобы вошла в определенную колею, но приобрела некую стабильность. Я подымалась на заре вместе со всеми другими обитателями замка, завтракала в Большом Холле, и если у мистрисс Фиц не оказывалось пациентов, которых я должна была посмотреть, то я отправлялась работать на один из обширных замковых огородов. Еще несколько женщин работали там постоянно, им помогала целая фаланга мальчишек разного роста и возраста; мальчишки бегали повсюду, увозили мусор и притаскивали инструменты для работы, они же приносили в корзинах навоз. На огородах я бывала примерно через день, иногда помогала на кухне делать заготовки из плодов нового урожая и просто блюда для ежедневного стола, пока какой-нибудь медицинский казус не призывал меня вернуться в мое Убежище, как я про себя называла кабинет ужасов покойного Битона.

Иногда я пользовалась приглашением Алека и навещала конюшни или паддок, радуясь тому, как лошади сбрасывают с себя клочья свалявшейся зимней шерсти и на весенней травке становятся такими гладкими и блестящими.

Были вечера, когда я сразу после ужина валилась в постель, измотанная целодневной работой. В иные дни, если у меня не опускались веки от усталости, я посещала ассамблеи в Большом Холле, чтобы послушать вечерние песнопения или рассказы, игру на арфе и на волынке. Валлийского барда Гуиллина я могла слушать часами как зачарованная, несмотря на то, что в большинстве случаев не понимала слов.

Обитатели замка начали привыкать к моему присутствию, а я — к ним, кое-кто из женщин делал робкие попытки подружиться со мной и вовлечь меня в свои разговоры. Их снедало любопытство, но на все их расспросы я отвечала, варьируя историю, которую рассказала Коламу, и через некоторое время они смирились с тем, что больше им ничего не узнать. Обнаружив, что я разбираюсь в медицине и в лечении, они проявили к этому значительный интерес и принялись донимать меня вопросами о недомоганиях их детей, мужей и домашних животных, не делая особых различий по важности между двумя последними.

Помимо обыденных расспросов и болтовни, немало серьезных разговоров велось о предстоящем Собрании, о котором я впервые услыхала от Алека в паддоке. Я пришла к заключению, что это событие весьма значительное, и стала внимательно наблюдать за приготовлениями к нему. Продовольствие в огромные кухни текло непрерывным потоком; больше двадцати ободранных туш висело под навесом, возле которого резали скот, их окуривали приятно пахнущим дымом, отгоняя мух. На телегах привозили большие бочки эля и спускали их в подвалы, с деревенской мельницы доставляли мешки с отличной мукой, а из садов, разбитых за стенами замка, приносили корзины вишен и абрикосов.