На борту должен был находиться еще и шестой человек – сотрудник компании McDonnell Douglas Чарли Уокер со статусом специалиста по полезному грузу. Ему предстояло работать с экспериментальной установкой своей фирмы[97].

В тот вечер, 3 февраля 1983 года, мы с Донной отметили назначение в ресторане и затем в постели. Когда она заснула рядом со мной, я поднял глаза к потолку и поблагодарил Господа за то, что мне удалось пройти еще один этап в моем путешествии в космос. Наконец меня назначили в полет. Космос казался ближе, чем когда-либо. Однако до моего полета оставалось еще шесть полетов шаттлов, и многое могло пойти не так. Я молился за эти экипажи и за их безопасность и успех. Молился за них усерднее, чем они сами. Я хотел, чтобы они убрались с моего пути.

Официальный пресс-релиз NASA вышел через пару дней, и мы взяли пива в час скидок в «Аутпосте». Джордж назвал также экипаж 41-C, так что сразу семь человек из нашего набора оказались с солнечной стороны забора, разделявшего назначенных и неназначенных{17}. Теперь я был тем, кого поздравляют, и у меня болела душа за тех, кто демонстрировал мне фальшивые улыбки.

Во время празднования я услышал, как один разочарованный астронавт по-новому расшифровал сокращение TFNG – Thanks For Nothing, George, то есть «Спасибо и на том, Джордж». Я никогда не понимал Джорджа Эбби. Некоторые интерпретировали его диктаторский стиль как манию величия, но мне никогда не приходилось видеть его купающимся в лучах славы. Наоборот, незадолго до этого у нас на доске объявлений появилась газетная фотография, на которой Эбби обменивался рукопожатиями с членами экипажа шаттла. Она была подписана так: «Неидентифицированный представитель NASA приветствует астронавтов» – все равно что под фотографией папы римского в газете написать: «Неидентифицированный представитель папского престола приветствует паломников». Это был показатель того, насколько незаметным был Эбби. Хотя управление отрядом астронавтов давало множество возможностей для упоминания в прессе или появления в телепрограммах, он никогда нигде не светился{18}. Нет, у Эбби не было мании величия. Мне кажется, никто не понимал, кто он на самом деле. Позднее Хут Гибсон поделился со мной своей наиболее правдоподобной догадкой. Он сказал, что на самом деле Эбби любил нас, но, будучи строгим родителем, не обращал внимания на наши чувства. Он знал, что для нас будет лучше всего, и давал это нам в то время и в том месте, когда и где считал нужным. Проблема заключалась в том, что мы не были детьми. Мы были долбаными астронавтами, которые с радостью приняли все, что он считает лучшим для нас, если бы он просто сказал нам, что именно. Стиль руководства Эбби с его сверхсекретностью разъедал мораль астронавтов подобно раковой опухоли.

Наш экипаж 41-D находился в конце очереди в графике тренажерной подготовки Центра Джонсона{19}, но оставались еще возможности тренировок с полезным грузом, а поэтому мы отправились в Сиэттл, чтобы изучить в деталях 15-тонную инерциальную верхнюю ступень (Inertial Upper Stage, IUS), разработанную компанией Boeing, – она должна была стать нашим основным грузом. После того как мы выведем ее из грузового отсека «Дискавери», она доставит большой связной спутник на геосинхронную орбиту высотой 35 800 километров над экватором. Помимо этого мы провели на предприятиях фирм-подрядчиков «визиты в пользу вдов и сирот», раздавая их работникам постеры с надписью «Первый полет „Дискавери“»; Джуди заставила меня рассмеяться, прошептав: «Вот только девственниц на борту не будет»[98].

Девственница ли, нет ли, но Джуди попадала в центр внимания всюду, куда бы мы ни приезжали. На одном мероприятии у подрядчика некий юный инженер буквально свихнулся при виде ее. В течение всего долгого дня он постоянно торчал рядом с ней, пытаясь угадать ее желания. Даже если их не было, он их придумывал и приносил воду, легкие напитки и закуски. Когда мы садились послушать выступление, он стоял в углу и смотрел на нее, как лабрадор, ожидающий броска «летающей тарелки», чтобы принести ее хозяину. Во время осмотра цехов он бежал вперед, чтобы придержать перед ней дверь, а когда она проходила, мчался к следующей. Уверен, если бы по дороге нам встретилась лужа, он бы лег в нее лицом вниз, предлагая спину в качестве мостика. Я рассчитывал, что старший представитель подрядчика призовет своего слюнявого щенка к порядку, но тот сделал вид, что ничего не замечает. Могу точно сказать, что Джуди не на шутку обеспокоило такое внимание, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы сказать то, что следовало: «Отвали!» Все мы вздохнули с облегчением, когда сели, наконец, в машину, чтобы ехать к спасительным T-38. Они стояли на огороженной военной стоянке Международного аэропорта Лос-Анджелеса. К нашему изумлению, когда мы уже сидели в кабинах с запущенными двигателями, откуда-то вынырнул несостоявшийся любовник Джуди, бросился под ее самолет и выдернул стояночные колодки из-под колес!

Дома, в Хьюстоне, за пивом в «Аутпосте» мы посмеялись над этим инцидентом, сочтя его разовым проявлением безрассудной страсти. Если бы! Оказалось, парень решил сыграть роль Джона Хинкли при Джоди Фостер[99]. Джуди начала получить письма, стихи («и очи, и волосы твои, как вороное крыло») и подарки. Пришлось известить службу безопасности JSC, и там пообещали позвонить начальству безумца, чтобы призвать того к порядку. Я думал, что на том все и кончилось, но однажды вечером Джуди позвонила в панике:

– Тарзан, можешь приехать ко мне прямо сейчас? Я только что вернулась домой и нашла у двери посылку от этого инженера, и на ней нет никаких почтовых штемпелей.