Он больше не считает меня препятствием, подумал Пустынник, значит теперь я для него не существую. Для него важны только те, кто обладает властью, а их он разделяет всего на две категории: союзники или враги.

Именно по этой причине Петр, пусть даже никогда не причислявший себя к действительным союзникам герцога, сегодня наверняка оказался бы во второй категории, если бы его власть над армией уже столь значительно не убавилась. Вынужденная сделка с совестью, с самого начала кампании превратившая его в невольного пособника Роберта, стала ему невыносима. Оглядываясь назад, он теперь сам удивлялся, как вообще мог ее терпеть. И этот человек был ему отвратителен как никогда. Глядя, как тот надменным взглядом обводит поглощенных работой за пультами связи офицеров, Петр понял, что уже принял решение и обратного хода нет. Он почувствовал, как подступает паника, и зал вокруг него закачался. Ему пришлось на мгновение прикрыть глаза.

И все по вине Урбана.

Как раз сегодня Петр решил воспользоваться своим приоритетным правом на связь с папой. На протяжении всего утра он старался поменьше думать о предстоящей встрече, опасаясь, что в последний момент пойдет на попятный. Однако перед принятием решения столь важного, как то, что созрело у него в голове, следовало дать Урбану последний шанс. Последний шанс вновь убедить его.

Поэтому он направился в доставленную со «Святого Михаила» кабину личной тахионной связи, чтобы связаться непосредственно с кабинетом папы в Ватикане. К его большому удивлению, когда он зашел в помещение, образ святого отца уже соткался. Папа его ждал! Он, который всегда заставлял всех ждать себя! Это очень встревожило Петра, но он преклонил колени в середине светового круга, чтобы его тоже было видно.

Избегая сразу коснуться самой болезненной темы, духовный вождь крестоносцев начал с того, что в очередной раз заговорил об этических проблемах, возникших в связи с присутствием на данном этапе кампании такой личности, как Роберт де Монтгомери, хотя прекрасно знал, что святой отец отметет все его соображения одним взмахом руки. Что тот и сделал, причем весьма нетерпеливо. По важности высшая цель крестового похода довлеет над всем остальным. А потому иногда приходится закрывать глаза на сомнительные моральные качества некоторых его участников.

Петр невозмутимо выслушал знакомые аргументы, впрочем не проявив к ним ни малейшего интереса. Все его духовные силы сосредоточились на следующем вопросе. На настоящей причине этой встречи. С ледяными висками, он в конце концов проговорил пересохшим ртом:

– Я знаю, что этот вопрос покажется вашему святейшеству нелепым, и все же… Я полагаю, что мой христианский долг задать его.

Лицо папы словно осунулось, как если бы он заранее знал, что скажет Петр, и его это удручало. Стальной взгляд голубых глаз уперся в Петра, и тому показалось, что он физически проник в его мозг. Больше ни о чем не раздумывая, он ринулся вперед, словно еще одна секунда молчания окончательно замкнула бы его уста.

– Наши войска медленно, но уверенно продвигаются к святилищу, святейший отец. Оно падет в ближайшие дни. Мы убиваем атамидов тысячами, и вскоре все поселения региона будут очищены от своих обитателей. Если мы применим те же методы к остальной части планеты, потребуется всего несколько месяцев, чтобы эти существа окончательно исчезли, а с ними и их цивилизация.

Челюсть Петра слегка подрагивала; он сделал паузу. Урбан открыто демонстрировал свое раздражение.

– Переходите к делу, Пустынник!

Больше никаких «дражайший Петр» или «Praetor peregrini», понял Петр, моя опала не ограничилась стенами Нового Иерусалима. Внезапно священник испугался, что неверно оценил ситуацию. Может, все еще хуже, чем ему представляется? Может, снаружи его ждет стража, чтобы бросить в темницу, едва закончится эта беседа?

Я не уйду ни с чем. На Тебя уповаю, Господи!

– Мы не имеем права этого делать!

Он заговорил громче обычного, громче, чем допустимо в присутствии папы. Урбан вздрогнул.

– Господь предписывает нам проявлять милосердие. Если после того, как мы освободим гробницу… то есть святилище, атамиды укроются в других краях и больше не будут нападать на нас, не должны ли мы оставить их в живых? Действительно ли необходимо уничтожить этот народ? Более того, не следует ли привести их к вере, как уже попытались сделать наши миссионеры, впрочем без успеха? Мне кажется, что таким образом мы действовали бы в духе Священного Писания.

Хотя Петр знал Урбана IX как почтенного старца с живым и проницательным умом, больше всего не любившего словесные манипуляции и всегда уверенного в собственной способности убедить кого угодно в своей правоте, тут он впервые увидел, как папа заерзал в кресле. Его пергаментное лицо вдруг приобрело землистый оттенок.

– Вы лишились рассудка, Пустынник? – хрипло произнес он. – Надеюсь, вы не позволили себе таких высказываний публично? Должен ли я напомнить вам обо всех аспектах этого крестового похода? Речь идет ни больше ни меньше, как о выживании Новой христианской империи, мы не можем довольствоваться полумерами! Если мы не проявим осторожность, все, что нам удалось восстановить после Великого хаоса, снова рухнет. Пока на планете останется в живых хоть одно из этих языческих существ, мы не будем в безопасности!

Петр Пустынник заледенел. Он не смог бы сказать, была ли сотрясающая его дрожь реальной или воображаемой. Но теперь, начав, он уже не мог остановиться.

– Я понимаю, ваше святейшество, я понимаю… Или, скорее, нет, я не понимаю!

Задыхаясь, он не мог оторвать взгляд от глаз Урбана.

– Все, что делаем мы, смиренные служители Божьи, мы совершаем во имя Его, не так ли? В таком случае будет ли и впрямь справедливо уничтожать атамидов по причине, основанной на… ошибке, поскольку, как вы сообщили мне перед отлетом, Всевышний в действительности не посылал к нам Своего сына и…

– ЗАМОЛЧИТЕ, ЖАЛКИЙ БЕЗУМЕЦ!

Ярость Урбана взорвалась с такой силой, как если бы Петр наступил на противопехотную мину. Папа вскочил и наставил на своего претора обвиняющий перст.

– Вы никогда не должны упоминать о деталях такого рода по тахионным волнам! Мы не можем быть уверены, что их невозможно перехватить! Что до ваших абсурдных сомнений, отройте глаза! Мы с вами говорим о скотах! И вы готовы поколебать основы нашего мира, нашей империи ради стада животных? Никогда не забывайте, что мы служим Богу, и Он вдохновляет нас! И как бы Он мог толкнуть нас на нечто несправедливое?

Петр обратился в статую.

В наступившей тишине папа, казалось, сделал над собой усилие и взял себя в руки, уселся ровно и разгладил спереди полы своего облачения. После чего на долгие мгновения погрузился в размышления, по-прежнему не сводя глаз с Петра, который смотрел в пол. Когда он вновь заговорил, его голос обрел привычный тембр, а черты лица – обычное непроницаемое выражение.

– Вижу, у вас сейчас тяжелые времена, мой дорогой Петр. Каждому из нас рано или поздно суждено выдержать искус сомнения. Тем не менее вы, как духовный вождь крестового похода, обязаны проявлять непоколебимую веру. Слово Господне непогрешимо, а мы глашатаи Его посланий. Я выбрал вас, потому что мне казалось, что вы слышите Его голос. Надеюсь, вы не стали глухи.