с директора выбить, за все шесть месяцев. Ну и народ к ней побежал, мне уже двадцать заявлений о выходе из профсоюза с утра принесли…

— Понятно. Слушай, Костя, пойдем до моего кабинета дойдем, надо мне при свидетелях его осмотреть…

— Зачем? — с профорга мгновенно слетела вся его меланхолия.

— Понимаешь, мне кажется, что в кабинет кто-то, в мое отсутствие, заходил. Боюсь, чтобы не подбросили чего-нибудь…

— Так это уборщица с утра прибегала, полы мыла. — сразу же поскучнел председатель профкома: — Она сегодня днем прийти не сможет, вот, с раннего утра прибежала.

— Да? — моя, орущая в глубине души, паранойя чуть-чуть утихла: — Ты точно видел?

— Точно, точно. — профкомовец снова уткнулся в стакан: — Она и у меня помыла. Только закончила, как народ набежал…

Хозяин кабинета грустно махнул рукой на черные следы рабочих ботинок, покрывавшую середину кабинета.

Успокоенный я пришел на рабочее место, не успел повесить верхнюю одежду в шкаф. Как зазвонил телефон.

— Павел Николаевич! — строгим голосом начальника канцелярии обратилась ко мне трубка: — Григорий Андреевич уже полтора часа вас разыскивает.

— Надежда Константиновна, как же так? Какие полтора часа? Я же с девяти работаю, а сейчас только пять минут десятого!

— Я ничего не знаю, директор работает с половины восьмого, и все время вас разыскивал. — отрезала строгая женщина и положила трубку.

В кабинет генерального я входил осторожно, ожидая любой пакости.

— Сегодня, после совещания с начальниками цехов, на столе, за бумагами, обнаружил. — директор показал мне кассету МК60, после чего засунул ее в музыкальный центр.

Ожидаемо из динамиков послышался наш разговор с юристом в кафе «Затейница».

— Что и требовалось доказать. Скорее всего воруют под руководством одного из цеховых начальников, а мой предшественник их прикрывал с юридической стороны за долю малую. А может и не один начальник…- я впал в глубокую задумчивость.

— У меня пять цехов, три склада и десяток участков вне территории области. — директор задумчиво постучал пальцами по полированной поверхности стола: — Что предлагаешь?

— Я?

— Ну а кто? Тебя же этому должны были учить?

— Ну, моя работа, как бы маленько другая, не экономическая преступность…

— Хорошо. Тогда найди того, кто разберется!

— Я вам завтра ответ дам, хорошо?

— Завтра? Меня устраивает. — директор что-то записал в свой ежедневник:

— Тогда до завтра.

— У нас еще один момент, Григорий Андреевич, важный мне кажется, назрел. — я остался сидеть на стуле, показывая, что никуда уходить не собираюсь.

— Говори.

— На предприятии какие-то брожения нехорошие идут в отношении профкома. Хилкова… Слышали про такую? Она вчера ко мне заходила, требовала, чтобы я им помогал против вас, а сегодня Костя из профкома пожаловался, что она грозится до подписания коллективного договора с вас долги по зарплате все выбить и существующий профком разогнать. Ну и, как результат…

— Подожди! — директор поднял телефонную трубку: — Надежда, председателя профкома ко мне пригласи, пожалуйста, я его жду.

Костя прибежал через три минуты, подозрительно зыркнул на меня недобрым взглядом и по приглашающему жесту директора, плюхнулся на стул.

— Константин Генрихович, здравствуй. — директор через стол протянул профоргу руку: — А ты что мне не рассказал, что за дела у тебя творятся в профсоюзе? И заместитель твой, старый хрен, ушел на больничный молчком, и тоже не доложил, как будто, так и надо. С чем он у тебя там болеет? Руку об биллиардный мяч ушиб? Ладно, это твой сотрудник, и твое дело. Ты про подготовку к продлению коллективного договора мне лучше расскажи, все у тебя готово? Рабочие что предлагают?

Костя, потея и волнуясь, стал сбивчиво, перескакивая с одного на другое, рассказывать о обидах, что чинит ему активная обмотчица со своим независимым профсоюзом из трех подружек…

— Погоди, Константин Генрихович… — директор властным жестом велел профоргу замолчать и поднял трубку: — Светлана Владимировна, привет. Можешь мне сказать, сколько в нашу бухгалтерию поступило заявлений о выходе из профсоюза? Да? И сколько? Перезвони мне пожалуйста, я у телефона жду.

Пару минут мы просидели в тишине. Костя рассматривал трещины на паркете, я рисовал лошадку на странице ежедневника, а директор смотрел в окно, наверное, мечтая выкинуть из него всех надоед-посетителей, которые приносят в этот кабинет только одни проблемы.

Звонок телефона раздался ожидаемо- неожиданно и все присутствующие облегченно вздохнули. Директор молча выслушал, что прочирикала ему в трубку заместитель главного бухгалтера, промолвив лишь «Спасибо» в конце разговора.

— Константин Генрихович, а почему ты мне не сказал, что у тебя за две недели из профсоюза сто семь человек вышло?

— Что сто семь — я не знал…- пролепетал Костя, не отрывая взгляда от паркета.

— А то, что сорок восемь человек написали заявление, чтобы у них один процент заработка перечисляли на счет профсоюзной организации «Солидарность», ты тоже не знал?

Профорг в испуге вскинул взгляд на директора — то, что он терял деньги было плохо, но то, что деньги доставались его врагу, было вдвойне хуже.

— И что… — пересохшими губами просипел Костя: — перечисляют?

— Пока нет, у той дамы какие-то проблемы с регистрацией, расчетный счет она открыть не может. Но ты не успокаивайся, она женщина пробивная, рано или поздно откроет счет, а бухгалтерия обязана деньги будет перечислить.

Костя опустил голову, вновь обратившись к созерцанию плашек паркета.

— Короче! — твердая ладонь генерального с силой ударила по столу:

— Константин Генрихович, коллективный договор подписывать я буду подписывать с кем-то из вас, с тобой, или с Хилковой, мне все равно, но с одним. Мне этот балаган с профсоюзами на предприятии не нужен. Так-что иди и думай, что ты будешь делать. У тебя времени…- директор открыл ежедневник: — Ровно две недели. Все, иди, работай.

— Павел. — директор вперил в меня тяжелый взгляд: — Мне эта дура Хилкова тут на хрен не нужна. Ты меня понял? Константину помоги. Надо сделать так, чтобы никакой бузы на предприятии с этим независимым профсоюзом не было. Я тебя очень прошу.

— Будет сделано, Григорий Андреевич, приложу все усилия. — бодро отрапортовал я, помня, сколько мне обещал платить этот человек, и, по мановению директорской руки, промаршировал на выход.

— Ты, Константин Генрихович, не обижайся! — я ворвался в кабинет профкома: — Я тебя подставить не хотел. Просто, к слову, рассказал директору, как ко мне вчера Хилкова заходила и требовала, чтобы я ей против директора помог, ну а дальше ты уже знаешь…

— Да! — Костя в безнадежной тоске махнул рукой и снова уставился в окно.

— Да не грузись ты так. Тем более, что мы теперь в одной лодке. Мне шеф сказал, чтоб я тебе помог, и приложил для этого все силы. Так что, если мы с тобой не решим поставленную задачу, для меня тоже наступят грустные последствия. Так что, давай, начинаем морщить лоб и думать, что мы будем делать.

— А что делать? — окрысился Константин: — У меня ни хрена нет…

— Так, угомонись и садись писать. — я уселся на стул и требовательно уставился на профсоюзного лидера: — Во-первых, нам нужна информацию. У тебя же актив в каждом цехе есть. Тебе в первую очередь необходимо обзвонить всех и дать задание, выяснить, что Хилкова собирается делать в ближайшие дни, чем она людей конкретно, кроме лозунгов, заманивает. Как какая информация появится, сразу зови меня, будем дальше думать. Все, не сиди, начинай работать. — я махнул рукой и вышел из профкома.

В моем кабинете разрывался тревожными трелями телефонный аппарат.

— Извини, что звоню. — из микрофона донесся голос Лены: — Ты меня просил к телефону не подходил, но на него позвонили раз двести. Какая-то женщина звонила, сказала, что ты должен завтра в областное управление приехать, к двум часам дня, с паспортом. Я сильно плохо сделала, что на звонки ответила?

— Не страшно, ответила и ответила, не бери в голову. Спасибо тебе. — я опустил трубку на рычаг и криво ухмыльнулся. Видимо, завтра заканчивается моя милицейская биография.

Глава 24

Глава двадцать четвертая. Подарок от Хурала.

Март одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

— Разрешите? — я постучал в кабинет генерального и, дождавшись приглашающего кивка головы, аккуратно подтолкнул вперед жавшегося позади меня председателя профсоюзного комитета, старательно закрыл за нами двойные двери в кабинет.

— Здравствуйте. — я коротко поклонился присутствующим. Радом с директором завода сидела и иронично смотрела на нас стройная женщина лет тридцати пяти, облаченная в черный костюм с мини юбкой и меховым и желтым воротником. Светло-русые