«Солёной лошадью» моряки называют солонину, составляющуюглавный продукт их рациона. Свежее мясо подают скупо, не чаще чем раз в неделю,когда забивают бычка или барана. В остальное время едят густую похлёбку изчеснока и зерна, запивая пивом или сидром. Офицерам положено вино, матросам попраздникам чарка рома. Муки всегда не хватает, поэтому, если на сушеобыкновенно на хлеб кладут тонкий ломтик мяса, то в море наоборот.

Я, впрочем, всего этого (за исключением рома) не употребляю.Солонины мой желудок не переваривает, хлеба попугаю в плавании никто не даст,от чеснока у меня лезут перья. Но в море я не бываю голоден. Во-первых, я почтивсё время сплю. А во-вторых, коли возникнет охота подкрепиться, могу полетатьнад волнами и выхватить из воды какую-нибудь зазевавшуюся рыбёшку — это у меняочень ловко получается. Когда же мы спустимся в южные широты, над океаномначнут порхать летучие долгопёры, вкуснее которых ничего не бывает. Должнобыть, любовь к сырой рыбе объясняется моим японским происхождением.

* * *

И потянулись дни, почти неотличимые один от другого.

Что такое жизнь на море?

Если нет бури или боя — скука, рутина, да вечная ловляветра. Коли на счастье дует попутный — то есть на фордевинде, всё просто: знайподнимай побольше парусов да гони вперёд, к горизонту. Если дует боковой, тоесть на бейдевинде, у марсовых много работы с косыми парусами. Если встречный —корабль маневрирует длинными острыми зигзагами, иногда проходя за целые суткивсего двадцать или тридцать миль.

Матросы борются со скукой по-разному. В свободное от вахтывремя кто-то вяжет хитрые узлы (это мастерство на кораблях высоко ценится),кто-то травит байки, кто-то играет в карты на щелчки или затрещины. Ставить након деньги или вещи команде строжайше заказано — иначе может дойти досмертоубийства, а то и мятежа. Но офицеры в кают-компании обычно пренебрегают этимзапретом. Во всяком случае, на корсарских кораблях.

Моей Летиции, однако, заниматься глупостями и томитьсябездельем было некогда. Всё время, не занятое сном, она штудировала медицину, акогда уставала, выходила на палубу и пыталась разобраться в устройстве корабля.В жизни не встречал человеческих существ с такой жаждой полезных знаний!

Она приставала ко всем подряд, выспрашивая название мачт,парусов и канатов, да как работает руль, да как замеряется скорость и глубина —задавала тысячу разных вопросов, и большинство моряков охотно ей отвечали.

Между прочим, это отличный способ для новичка с самогоначала наладить неплохие отношения с командой.

Единственный, кто упорно избегал общения с лекарем, этокапитан. Стоило «мэтру Эпину» появиться на палубе во время вахты Дезэссара, итот немедленно удалялся к себе, вызвав на смену другого офицера. Если же мызаставали капитана в кают-компании, он тут же уходил на квартердек. Довольнонелепое поведение, если учесть, что вся «Ласточка» от форштевня до ахтерштевнябыла длиною в полсотни шагов. Рано или поздно прямого столкновения — или, покрайней мере, объяснения — было не избежать. Но Летиция не торопила события.Она, умница, пока что обживалась, присматривалась, пробовала обзавестисьсоюзниками.

С королевским писцом, при всей его учёности, дружба у нас несложилась. Мэтр Салье сам явился к Летиции в каюту — «с визитом учтивости», какон выразился. Сел на каронаду и битый час разглагольствовал о низменностичеловеческой натуры, о своей неподкупности, о ценах на сушёную треску и прочихстоль же увлекательных вещах. Интересовали его также способы лечения подагры.Полистав книгу, мой лекарь дал совет прикладывать капустный лист и — уже отсебя — не засиживаться в одном положении долее четверти часа, ибо затеканиенижних конечностей чревато их воспалением. Клещ немедленно поднялся и ушёл. Прикаждой следующей встрече, каковые на маленьком корабле неизбежны, Клещ, всоответствии с прозвищем, намертво впивался в мою девочку со своими скучнымиразговорами. Лишь напоминание о вреде длительного пребывания на одном местемогло его остановить.

Зато со штурманом мы быстро сошлись. Это был человек лёгкий,весёлый, не похожий на бретонских моряков и к тому же превосходный рассказчик.Он охотно обучал Летицию азам навигации, названиям всех бесчисленных парусов.Элементов рангоута и такелажа, а также прочим морским премудростям.Близнецы-лейтенанты или их папаша артиллерист раздражались, если слушатель немог уразуметь, что такое «огоны выбленочных узлов, прибезелеванные к ванту» или«нижний юферс фор-стеньлог-штага», зато ирландец был неизменно терпелив иизъяснялся на понятном сухопутному человеку языке. Возможно, Логан тратилстолько времени на болтовню с юным лекарем, потому что тоже чувствовал себячужаком среди команды, сплошь состоявшей из родственников, свояков и кумовей.Я, например, заметил, что ирландец подолгу разговаривал и с Клещом, кажется,нисколько не тяготясь столь тоскливым собеседником.

Гарри безусловно был самым бойким и занятным членом экипажа.Во всяком плавании обязательно сыщется человек, которого можно назвать «душойкорабля», ибо, стоит ему появиться в кают-компании, в кубрике или на палубе, итам сразу завязывается шумный разговор, звучит смех или затевается какая-нибудьвозня. Без такого живчика в море скучно.

Притом о себе штурман рассказывал не то чтобы неохотно —нет, он постоянно сыпал историями из своего прошлого, — но общей картины изэтих баек как-то не складывалось. Родом он, кажется, был из Дублина и при«славном короле Джеймсе» вроде бы служил в королевском флоте, но давать присягу«узурпатору» не пожелал, и с тех пор плавал под флагами всех морских держав.Бывал и в Индийском океане, и в Китае, но чаще всего рассказывал о Вест-Индии,которую, по его словам, «знал, как свою ладонь».

Все моряки ужасные охальники и сквернословы, но Логанзаткнул бы за пояс любого похабника. Его сочные, с массой пикантныхподробностей, рассказы о победах над женщинами всех рас и национальностейпользовались на «Ласточке» большим успехом. Но это нисколько не мешало ирландцубез конца креститься, бормотать молитвы и класть истовые поклоны передраспятием, приколоченным к основанию грот-мачты. Стоило кому-то помянуть чёртаили обронить что-нибудь святотатственное (у матросов, как известно, за этимдело не станет), и штурман тут же делал богохульнику строгое замечание.

Вот, для иллюстрации, разговор между Летицией и рыжим Гарри,подслушанный мной на второй или третий день плавания.

Моя питомица поинтересовалась, кто была беременная особа, скоторой он так нежно прощался на причале.

— Мать моего будущего ребёнка, — с гордостью ответилштурман, — дай ей Боже благополучно разрешиться от бремени.

— И вы её любите?