— Драка — это ужасно, но разве дело только в этом? Сложная у вас девочка, — сочувственно говорила Тамара Антоновна. — Учится то хорошо, то скверно. Авторитетов у нее никаких. Сейчас времена, конечно, другие, но… демонстративно сжечь комсомольский билет — это ненормально, вы меня понимаете?

Мать униженно кивала: «Конечно, понимаю», — и плакала в кулачок.

— Вам надо с врачом поговорить, — продолжала завуч. — Потому что никак не укладывается ее поведение в общие рамки. Ненормально это. Вера… вы поймите правильно… Очень странная. У нее настроение меняется по восемь раз на день. То она грубая, агрессивная, а то, как котеночек, ласковая и добрая, и я, признаться, в такие моменты ее еще больше опасаюсь. Мне понятно ее желание нравиться мальчикам — все же молодая девушка и все такое, но у нее это граничит с распущенностью. Я бы советовала вам еще и у венеролога ее проверить. Не доведут до добра эти выходки. А ведь она не безнадежна, умна, я бы сказала, очень умна, энергична, только все это со знаком «минус».

— Так что же мне делать? — бессильно вздохнула мать. — Она с детства такая. Я же сама иной раз ее почти боюсь. Знаете, бывают моменты, когда у нее начинаются эти…

— Приступы? — услужливо подсказала Тамара Антоновна.

— Да, приступы, наверное… И она тогда не соображает, что делает. Кричит, швыряет чем ни попадя, драться лезет… Взгляд у нее становится… как вода мутная. Я в такие моменты думаю, что она сейчас просто убьет меня.

— Тем более сводите ее к врачу, — решительно посоветовала завуч. — Может, я не знаю, таблетки дадут или еще какое лечение пропишут. Вы поймите, если проблему запустить, она боком выйдет, не сейчас, так потом…

Вера подслушивала под дверями и сжимала кулаки, чувствуя, как в глазах темнеет от ярости. Тем же вечером закатила матери скандал, бросалась чашками и орала, что ни к какому врачу не пойдет и пусть ее только попробуют туда направить, но на этот раз тихая и запуганная мать оказалась неожиданно тверда.

— Ничего там страшного тебе не сделают, — решительно заявила она. — Вдруг у тебя и правда что-то серьезное, например опухоль? С этими вещами не шутят.

— Нет у меня никакой опухоли! — орала Вера. — Это у вас в голове опухоли, причем у всех сразу, оптом.

— Ну, раз нету, тогда мы там побываем только раз и больше не пойдем, — сказала мать. — Или ты только дома смелая?

Доктор оказался слегка лысоватым мужчиной лет сорока, с мощными плечами и пудовыми кулачищами, с неожиданно добрыми глазами и обаятельной усталой улыбкой. При виде его Вера выбросила из головы план вести себя скромно и сдержанно. Напротив, отвечая на его простые вопросы, она обольстительно улыбалась, закидывала ногу на ногу и сама себе казалась невероятно умной и взрослой.

— Ну, что мы тут имеем, — небрежно сказал доктор. — Налицо небольшое переутомление, но в целом, Верочка, вы совершенно здоровы.

От того, как ласково он произнес это «Верочка», девушка совершенно поплыла, улыбнулась и даже юбку якобы случайно задрала выше, чем положено, стукнув по руке мать, пытавшуюся поправить это безобразие.

— Свежий воздух, занятия спортом, прогулки — вот отличное решение ваших проблем, — сообщил врач. — Ничего страшного.

— А таблеток точно никаких не надо? — осторожно поинтересовалась мать.

— Ну, я выпишу легкое успокоительное, опять же травку можно попить, мелиссу и валериану… Верочка, вы подождите в коридоре, мы сейчас с вашей мамой обсудим, что для вас лучше, хорошо?

— Хорошо, — улыбнулась та, сползла со стула и направилась к выходу, предусмотрительно оставив дверь приоткрытой. В пустынном вестибюле уселась на стул, но голоса из кабинета врача звучали так тихо, что она не выдержала и прокралась ближе, едва ли не сунув внутрь ухо.

— …Это опасно? — встревоженно спросила мать.

— Как вам сказать, — спокойно ответил доктор. — В принципе, с истерической, или, если угодно, гистрионической, психопатией люди всю жизнь живут и весьма неплохо себя чувствуют. Опасность, разумеется, существует, и для окружающих, и для больных, тут главное — не провоцировать. Реланиум я вам, конечно, выпишу, пусть принимает его дважды в день, аскорбинку также и вообще пропьет комплекс витаминов. Но в целом, я бы сказал, это почти безнадежно.

— Безнадежно? — прошептала мать, и Вера даже за дверьми поняла, как та испугалась. Врач вздохнул.

— Не все так страшно. Я же сказал: люди с этим всю жизнь живут, и ничего. Просто жизнь у них несколько иная, понимаете?

— Не понимаю.

— Попробую объяснить. Видите ли, у больных истерической психопатией наблюдается стремление привлечь к себе как можно больше внимания, не важно как: одеждой, манерой поведения, чрезмерной сексуальной активностью. Даже сейчас ваша дочь пыталась произвести на меня впечатление как на мужчину, не знаю, обратили вы внимание или нет. Такие люди очень эмоциональны и могут мгновенно возненавидеть то, что любили минуту назад, и наоборот — полюбить то, что казалось ненавистным. Они фантазеры, готовые приписывать другим и себе желания и поступки, которые существуют только в их голове, и оставаясь разочарованными, впадают в ярость. Нет у них, понимаете, четкой грани между реальностью и фантазией.

Вера слушала, сопела и представляла, как сейчас ворвется в кабинет и даст этому эскулапу пинка.

— Я обратил внимание, что ей свойствен нездоровый эгоцентризм и стремление к внешним эффектам, — продолжил тот. — Это очень заметно по одежде, кстати. Все от желания выделиться, и, если она не найдет выхода этим стремлениям, итог может быть куда печальнее.

— Что же мне делать? — тихо спросила мать.

— Она девушка уже взрослая, школу скоро окончит. Вы думали, куда она пойдет учиться дальше?

— Наверное, в педагогический…

— Не рекомендую. Из нее выйдет плохой педагог. Для этой профессии нужно как минимум любить детей, а она их никогда не полюбит. Думаю даже, что и внуков у вас, скорее всего, не будет.

— Почему?

— Ну, знаете, как говорят: «Первый ребенок — последняя кукла. Первый внук — первый ребенок». Если верить тому, что вы рассказали, Вера вас никогда не отпустит. Ваше внимание ей требуется куда сильнее, чем вы думаете. Она будет ревновать вас и будущего мужа к собственным детям, поскольку в своем стремлении поглощать чужое внимание больные не знают границ. Мой вам совет — отдайте ее на актерский факультет или еще куда, иначе она будет несчастной…

— Куда ж ее на актерский с такой дикцией?

— Ну, не знаю… логопеда действительно поздно… Попробуйте на режиссерский или куда-нибудь еще. Модельер, дизайнер — кто угодно. Только не на завод, не на производство. Не будет толку, поверьте.

Раздавленная Вера тихонько отошла от дверей, села на стул и мрачно уставилась в стену, на которой висела аляповатая стенгазета. На ней гротескно намалеванный хулиган тянулся грязными ручонками к яблоку, за которым пряталось маленькое синее чудовище.