Мы почти приехали, паркуемся. Надо выходить, я спешно застегиваю сумку.

– Знаете, – говорит вдруг Гена. – А я ведь после ваших слов про дом вдруг понял, что давно мечтаю… выращивать помидоры! В теплице! Большие такие, мясистые, сочные. На продажу! Хочу, чтоб они такие отборные были, чтоб их прям в ящиках продавали, чтобы не мялись! Каждый – в отдельной ячейке! Представляете, как здорово! Хочу каждое утро выходить из дома и босиком идти к теплице, где помидоры. Поливать же надо…

«Как мальчишка, – думаю я. – Ну совсем как мальчишка».

– Тогда, Геннадий, начните с покупки дачи. Или дома. Ибо в городе много мясистых помидоров не вырастить.

– У меня есть дача! Дом родительский в Тамбовской области. Мама там живет. Старенькая уже, ей как раз уже не до огорода. Надо мне туда к ней на лето метнуться! Точно. Гениально!

– Тогда пленка. Для теплицы. И семена. Томата.

– Да, да! Это проще, чем устрицы и дети. Я вот прямо сейчас в «Садовод» поеду. Приценюсь. Надо все заранее брать, весной дороже будет. Точно!

– Однозначно, Гена. Мечтайте правильно! Иногда первый шаг к исполнению мечты – понять… что она не твоя. А потом понять, какая твоя.

– Знаете, если бы можно было не брать деньги за эту поездку, я бы вам ее подарил. Вы за час мне жизнь с ног на голову перевернули.

– Не преувеличивайте. С меня уже списали деньги.

– Знаю. Поэтому даже не знаю, как вас благодарить…

– Когда вырастут помидоры, подарите мне самый мясистый.

– Обещаю. Ящик! Два…

– Погодите, – смеюсь я. – Мне столько не надо…

Мы прощаемся с таксистом Геной, и я бегу в школу за сыном, а потом к няне за дочкой.

Потому что я всегда мечтала о детях…

Бывает, день не заладился, вот совсем. Вот как сегодня.

Я заканчиваю оформление всех документов по инвалидности моей дочери. Я давно смирилась с инвалидностью, а вот с бюрократией – никак. Среди документов была справка с аббревиатурой ИПР. Индивидуальная программа реабилитации. Я не поняла, куда ее девать. Предлагала везде. В поликлинике, в МФЦ. Куда?

Оказалось, собес. Туда надо сдать очередную кучу доков, и тогда мы встанем на очередь на какие-то реабилитации.

Я пришла в собес. Девчонки там все приветливые, улыбчивые. Всё рассказали, не хамили, с дочкой поиграли, пока я заполняла формуляры.

– Хро-ни-чес-ка-я-сен-со-нев-раль-ная-ту-го-ухость-чет-вер-той-сте-пе-ни, – писала я. – Код по реестру болезней…

Любить надо так, как будто не было больно. А жить так, будто ты самый счастливый. И я живу, правда. Во мне уже есть благодарность даже за испытания. Они для чего-то.

Я живу так, будто у меня в семье нет инвалидов. Ну какой моя Катька инвалид? Она меня за день выматывает как савраску, носится, растет, хохочет. Нет у меня инвалидов. Но вот эти всякие формальности не дают забыть, напоминают – есть.

Мы болтаем с девочками из собеса, я отвечаю на привычные вопросы. А это на всю жизнь? А как так случилось? А это больно?

Мы у них такие одни, глухарики с кохлеарной имплантацией. Обычно детки с ДЦП, с синдромами. Я рассказываю. Просвещаю.

– А зачем вам реабилитация? Она же слышит…

– Ну… Она должна научиться говорить как обычный ребенок. Пока сложно. У нее то прогресс, то откат. Это важная работа…

Оформили все. Теперь с трех лет нас будут направлять на реабилитацию. Или что-то там, я не вникла, отвлеклась на дочку, которая кормила кактус блином. Ждите звонка.

Я выхожу на улицу. Катя расстроена, что мы ушли от тети и от кактуса. У нее сползли процессоры с ушек. Без них она абсолютно глуха. Я стою, поправляю. Она хнычет.

– Девушка, мелочью не выручите? – пышет в меня перегаром прохожий пьяница.

– Не выручу, – морщусь я. Катя плачет, я никак не верну процессор на голову.

– Ишь, раскорячилась посреди тротуара, – слышу я в свой адрес от какой-то женщины с сумками. Ей пришлось обходить коляску.

– Извините…

– Пи! – кричит Катя, хочет пить.

– Мне бы хоть рубль, – поясняет пьяница.

– Смотреть надо, не только о себе думать… – продолжает женщина с сумкой.

– Пи! Пи!

Я сейчас закиплю. Нет, заплачу. Ничего не случилось, ребят, ничего. Просто вот эта вот «хро-ни-чес-ка-я-сен-со-нев-раль-ная…» и вот этот «хотьбырубль»…

Кофе, пожалуйста, кофе. Я смотрю через дорогу, вижу «Макдоналдс». Прямо бегу туда с хнычущей Катькой, подхожу к окошечку.

– Латте, пожалуйста…

– Вообще-то моя очередь, – говорит женщина злым голосом. Мы подошли одновременно, но она копалась в кошельке, пока муж с сумками говорил ей, что хочет.

– Извините, я быстро, я чашку кофе только.

– Мы раньше подошли!

– Ну просто вы пока замешкались, а мне только кофе.

Катька хнычет в коляске.

– Ну и что? А я беременна! Нечего хамить и лезть без очереди!

– Да пусть она возьмет первая, она ж с ребенком, – говорит муж беременной (там незаметно еще).

– Мы первые подошли, а она влезла, хамит…

– Кто хамит?

Я чувствую, что все. Ну все, упала планочка. Ничего не случилось, но я сейчас кого-то убью.

– Не надо кофе, – говорю я, порывисто забираю коляску, убегаю.

Текут слезы. Что текут? Тоже мне трагедия.

Скоро эта беременная женщина станет мамой и окажется на моем месте. Я чувствую, что просто не могу успокоиться. Я бегу и плачу, размазывая слезы ладошкой, как ребенок. Теоретически, если бы это было можно и разрешено, я бы упала на асфальт и немного порыдала с мхатовским накалом и подвываниями. Вижу спасительную скамейку. Сажусь. Душно так, парит. Я вручаю Катюне батон, чтобы она кормила голубей, отвлекаю ее. Пока она занята, восстанавливаю свой дзен: просто разрешаю себе горько поплакать. Не почему. По всему.

Иногда я прохожу очень серьезные испытания и тяну их вполне ровно и достойно. Будто знаю, куда идти, будто мудрость и принятие внутри меня. А иногда на ногу наступят – и хочется безутешно рыдать весь день. Вот что это? Это только со мной?

– Еле догнала, – говорит девушка в футболке с надписью «Цой жив».

– Вы мне?