– О, Аллах…

– Их прогнали, но они воюют и убивают. Вот уже много сотен лет они воюют и убивают. Наверное, не найдется на земле такого народа, который лучше бы умел воевать и убивать. А нам – не мешало бы поучиться у них этому…

– Но амир, они убивают ножом в спину…

– Много ты понимаешь – повторил Абу – как будто тебя самого не учили убивать ножом в спину. В джихаде нет запретного, если это делается ради Аллаха. Все, иди. И пришли ко мне Джонатана – хаджи. Надо переговорить с ним…

– Слушаюсь. И нижайше прошу позволения отлучиться из дворца.

Эмир вопросительно посмотрел на своего верного слугу

– Надо уладить дела. Матушка заболела, надо послать ей денег. Я так же пошлю ей весточку, чтобы она молила Аллаха о награде – за вашу щедрость…

Абу это было не интересно – он думал уже о другом.

– Иди…

* * *

Джонатана-хаджи[59] – называли этим словом потому, что он был в Мекке и по поводу этого снял целый альбом с фотографиями, карманного, правда формата, который он носил с собой и показывал желающим. Отсюда было и его прозвище – хаджи. Мало кому другому – дали бы такое…

Джонатан-хаджи был начальником станции британской разведки в Шук-Абдалле. Поскольку работа в таких условиях была связана с чрезвычайным риском – он был не только начальником, но и единственным сотрудником этой станции. Но для британской разведки в этой точке – он делал чрезвычайно много, намного больше, чем иная станция, где отираются тридцать здоровых хлыщей, выдавая за разведданные то, что они прочитали в местных газетах или услышали на улицах. Бывший лейтенант Личной гвардии[60], чемпион Англии по плаванию, аквалангист, бегун, альпинист, поднимавшийся в Тибет, путешественник – он заслужил уважение местных и сплел небольшую, но эффективную разведсеть и сам – стал человеком, нужным монарху и приближенным к нему. Али – был одним из его агентов.

Когда Али постучал в дверь – раздалось бурчание. Он вошел… Джонатан-хаджи как раз выстукивал зашифрованное сообщение на старой рации флотского образца – особой нужды в экстраординарных мерах безопасности не было. Закончив с этим – он вырвал страничку из одноразового шифроблокнота, поджег ее в пепельнице. Пропитанная селитрой бумага вспыхнула моментально.

– Что произошло?

– Высокочтимый эмир приказывает вам явиться.

– Приказывает…

Джонатан-хаджи усмехнулся, как это умеют делать только англичане

– В каком он настроении?

– В плохом.

– Почему?

– Он нервничает из-за гостей…

Джонатан-хаджи подошел вплотную

– Ты слышал, о чем они говорили?

– Да, эфенди.

– И о чем же?

– Они говорили о восстании. О джихаде, о священной войне. О том, как использовать побережье для контрабанды.

Джонатан-хаджи улыбнулся своим мыслям – все было так, как он и ожидал. Местных – нельзя заставлять делать что-либо, нельзя им приказывать. Но если натолкнуть их на мысль, которая им самим покажется дельной…

– Не уходи никуда. Расскажешь подробнее. Я скоро вернусь…

– Я должен отправить деньги родителям, Джонатан-хаджи…

Джонатан-хаджи взглянул на часы – здесь, в этих местах часы были не только предметом роскоши, но и украшением. Даже богатые люди, нося часы, почти никогда на них не смотрели. Врем здесь тоже воспринимали по другому – его считали днями, неделями – а не минутами и секундами.

– Хорошо. Поговорим потом, во дворце. Найди меня, как только сменишься, хорошо?

– Хорошо, Джонатан-хаджи…

Джонатан-хаджи пошел по коридору – но сделав несколько шагов, остановился. Вернулся, подошел ближе, положил руку на плечо. Это был один из лучших его агентов. И его надо было подбодрить, он нервничает и не в себе.

– Как твои родители?

– Мать болеет, Джонатан-хаджи. Спасибо вам за заботу.

– Постарайся узнать, чем она болеет. Я смогу достать лекарства и послать врача.

– Благодарю, Джонатан-хаджи. Аллах, да вознаградит вас за нашу доброту.

– Мы должны помогать друг другу, верно? И эта земля – достойна лучшего.

Британский резидент – какое-то время смотрел в глаза своего агенту, потом, решив, что все в порядке – хлопнул его по плечу и ушел…

* * *

Из дворца – его выпустили без проблем.

Обычно – он ходил посылать деньги родителям два раза в месяц, когда сменялся с дежурства и получал короткий выходной – и в этом не было ничего подозрительного, так все делали. Конечно, использовали для переводов систему хавалы – а как иначе? По какому-то странному стечению обстоятельств – в Шук Абдалле не было ни одного отделения нормального банка. Интересно, с чего бы это, а?

Обычно – ему приходилось преодолевать пешком несколько километров – это если не находилось машины, которая бы подвезла его до города – но тут пункт хавалы был совсем рядом. Его держал человек по имени Гариб, что в переводе значило – чужой, странный. Он появился здесь уже взрослым человеком, с деньгами, откупил прогорающую чайхану и сделал из нее преуспевающее по местным меркам заведение. Отличался он тем, что у него не было одного глаза и весь он – зарос бородой чуть ли не по самые брови. Помимо еды, он предоставлял при необходимости услуги переводчика – так как знал несколько диалектов арабского, фарси и армянский, а так же менял деньги и открыл у себя пункт хавалы. Он не нарушал ничем местных обычаев и традиций, платил закят – и вскоре стал одним из своих. Когда то – на рынке было не один, а три агента хавалы – но теперь был только один. Второй умер, чем-то отравившись из еды, третьего ограбили и убили в горах бандиты…

Так что Али некуда было больше идти, кроме как в чайхану к чайханщику Гарибу.

Чайхана была закрыта, но не заперта, чайханщик Гариб сидел в углу и подсчитывал выручку. Заслышав входящего – он быстро накрыл деньги, разложенные на столе покрывалом, схватил и направил на дверь пистолет Стар[61] с необычным, длинным и изогнутым как рог горного барана магазином. Но увидев вошедшего – опустил пистолет, ни слова не говоря, мотнул головой – проходи, мол, дорогу знаешь…

Али прошел за что-то, наподобие прилавка, откинул покрывало – и тут же ему в голову из темноты уперся ствол. Проворные руки обыскали его, забрали оба пистолета.