– Гм. Про мэра – это интересно, – задумчиво произнес Тимофей. – По-моему, нам просто не хватает информации, – заключил он. – Ясно одно, все дело в Рогутском. Посидите, девушки, я сейчас.

Он поднялся и вышел из-за стола, на ходу доставая айфон.

Девушки переглянулись.

– Расскажите, как на вас напали? – попросила Саша Сорокину, чтобы не сидеть молча. – Кто вас спас?

– Собака, – отрываясь от второй порции жюльена, пояснила Яна. – Надо бы найти дворняжку и как-то отблагодарить.

– А вы ее усыновите, – посоветовала Саша.

– Взять ее к себе, домой? – не зная, то ли возмущаться, то ли оправдываться, переспросила Яна.

Она терпеть не могла домашних питомцев. В смысле, не любила запаха животных в доме, шерсти по углам и никогда не стремилась завести себе даже хомячка, а на владельцев собак всегда смотрела неодобрительно, особенно весной, когда дворовая территория превращалась в минное поле. Животные должны жить за городом, коты должны гулять по крышам, собаки жить в будках и сторожить дома, а не гадить на детских площадках и не кидаться на прохожих в парке с визгом и лаем, доводя до предынфарктного состояния. В этом Яна была твердо убеждена.

В детстве она сама несколько раз, случайно поскользнувшись на дорожке или ступив ногой на газон, вляпывалась в «собачьи подарочки», как называла зловонные кучи мама ее подруги Дианки. И поскольку Лере всегда было недосуг заняться дочерью, Яне приходилось самой отстирывать варежки, пальто, отчищать обувь. А однажды вечером, в шестом классе, когда она возвращалась домой с заседания учебного комитета, ей на плечи прыгнула огромная псина, черная, с мохнатой бородатой мордой. Яна от страха чуть не умерла. Хозяйка собаки даже не извинилась перед ней, так, пожурила своего людоеда и дальше пошла. Так что к «домашним любимцам» у Яны были свои счеты.

– Так, девушки, – возвращаясь за стол и прерывая поток Яниных мыслей, проговорил Тимофей. – Мне только что скинули информацию по Рогутскому, сейчас ознакомимся.

Он достал планшет и загрузил полученное послание.

– Та-ак, – протянул он, пробегая глазами по строчкам и словно не замечая тянущихся к нему сгорающих от любопытства девушек. – Да. Дядюшка жены и правда мэр, причем у него действительно идет предвыборная кампания, а тесть Рогутского состоит у своего шурина министром финансов, так что тревога госпожи Рогутской о своей репутации вполне объяснима. Им сейчас сюрпризы не нужны.

– Так, может, его и правда грохнули, чтобы семью не компрометировать? Взяли да подстроили аварию, – пытаясь одновременно с Максимовым читать текст, проговорила Яна.

– Не исключено. Сперва они хотели убрать тебя, как обнаружившую компромат на Рогутского. Точнее, вас, – сбился, краснея, Тимофей.

Янина румяная щека была так близко, от Яниных волос пахло чем-то легким и изысканным, а плечо касалось плеча Тимофея, и он отчего-то так легко и естественно сказал это «тебя»… Совершенно неуместно и неуважительно, одернул он себя и продолжил намеренно холодным, строгим голосом:

– Когда вы исчезли в неизвестном направлении, родственники Рогутского решили не рисковать и убрать его самого. Потом неожиданно обнаружились вы, живая и невредимая, и принялись разыскивать документы на рыбу, и они организовали очередное покушение. И снова неудачное, – рассуждал Тимофей, глядя перед собой. – А потом появилась Александра, причем явилась непосредственно домой к жене и стала интересоваться темным прошлым покойного Рогутского.

– Так получается, что Огородникову убрали мэр и компания, а вовсе не Рогутский! – встрепенулась Саша, до этого внимательно слушавшая Тимофея.

– Не факт, – задумчиво ответил он. – Рогутский наверняка понимал, чем рискует, если всплывет неудобная правда о его прошлом, и не хотел пострадать. Ведь его как минимум могли просто вышвырнуть вон из элитной семейки, словно ненужную собачонку, заодно поставив крест на его карьере. Так что он мог пойти к тестю за помощью, а мог и обойтись собственными силами. Насколько я понимаю, шиковало семейство Рогутских именно за счет тестя, и жена Виталия Валерьевича предпочла бы скорее развод и девичью фамилию, чем потерять достаток и покровительство родителей.

– Это уж точно, – насмешливо подтвердила Саша. – Мадам Рогутская не произвела на меня впечатления любящей примерной жены. У нее, по ее собственному признанию, любовники меняются, как перчатки. Впрочем, и Рогутский, судя по ее словам, себя ни в чем не ограничивал. Так что та еще семейка.

– В таком случае, думаю, Рогутский сам постарался решить свои проблемы, чтобы они не дошли до жены и влиятельных родственников.

– К тому же ходят слухи, что после переизбрания дядя‑мэр планировал взять на хлебное место и Рогутского, – ткнула пальцем в экран планшета Яна.

– Точно, – согласно кивнул Тимофей. – Вероятно, он этого случая не один год ждал, и рисковать ему было нельзя. Остается вопрос, сам он это сделал или пришлось привлекать человека?

– А там ничего нет? – кивнула на планшет Саша, которой вообще ничего не было видно, и она от этого здорово злилась.

– Нет, – взглянув на нее поверх планшета, улыбнулся Тимофей. – Пересаживайтесь к нам.

Девушка самодовольно улыбнулась в ответ и без дальнейших капризов и рассуждений устроилась рядом с Яной.

– Тимофей Константинович, – неожиданно проговорила Яна каким-то заупокойным голосом. – Вы уже просмотрели список принадлежащей Рогутскому недвижимости?

– Нет, – мгновенно нахмурившись, произнес Тимофей.

– Вот этот поселок, где находится их дача. Я запомнила его название, когда изучала карту Ленинградской области, деревня Ушки. Смешное название, приметное. Деревню от того самого проселка отделяют поле и лес, но в том месте, где меня подобрали деревенские гопники, он переходит в неширокий перелесок, – взволнованно говорила Яна, пытаясь чертить на поверхности стола подобие карты.

– Вот, значит, как? – обхватывая рукой подбородок, жестким, холодным голосом сказал Тимофей. – Значит, его дача. Не повезло.

– В каком смысле? – растерялась от столь странного комментария Яна.

– Не повезло, что с ним уже разобрались, – отчетливо произнес он, потом спохватился и добавил: – Вашему отцу наверняка хотелось бы лично побеседовать с Рогутским.

Тут он слукавил. Побеседовать с Рогутским захотелось лично ему, Тимофею. А вот Курышев вряд ли потянул бы против Рогутского с семейством, но Яне это знать вовсе не обязательно. Да и вообще неизвестно, захотел бы Курышев затевать разборки из-за покушения на дочь. По сути, они были практически чужими людьми. Спасти ее, да. Вывезти куда-нибудь с глаз долой, поручиться за нее, пожалуй, да. Но не больше.

Яна сидела, растерянно прислушиваясь к себе. Когда Максимов сказал, что жалеет о смерти Рогутского, ее сердце так затрепетало, что она испугалась, как бы этого не заметили Саша с Тимофеем, а когда он вспомнил про отца, она словно бы даже расстроилась. Почему? Ведь отец для нее важнее этого самого Максимова. Странно, поймала себя на мысли Яна, но в последнее время она совершенно забыла про отца, она даже забыла про то, что именно он познакомил ее с Максимовым и поручил ему заботиться о ней. Вот именно, это отец поручил ее заботам Тимофея, а тот просто выполняет задание шефа. Конечно, теперь она привыкла к Максимову, она лучше к нему относится, пожалуй, он даже ей симпатичен, просто как человек. Но ни о чем большем между ними речи идти не может, потому что Яна никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет влюбиться в человека, не просто нарушившего закон, а еще и отсидевшего за это срок. Немыслимо! Тут Яна поймала на себе изучающие, внимательные взгляды собеседников и даже головой замотала, чтобы отогнать от себя неудобные, тревожные мысли, но на лице ее тем не менее все же отразилось брезгливое недоумение.