ты был, Кон, – ну, до всего этого? – прошептал я.

Хоть это отвлечет меня от ноющей тишины.

– Работал в Палате Великого строителя. Был младшим учеником. Продвигался наверх – медленно, но верно.

– И чем занимался?

Он почесал голову, словно воспоминания о его жизни слегка стерлись в памяти. Пары вокруг его бритого черепа зашевелились. Я заметил на его затылке еле заметную татуировку – синий символ.

– В основном, носил чертежи. Приносил чай. Один раз нарисовал шпиль.

– Ясно. И что произошло?

– Я брел в кабинет архитектора, как вдруг услышал крик, и что-то очень тяжелое ударило меня сзади по голове. В спине что-то хрустнуло, и я ударился лицом о мостовую. Затем я очнулся в темной комнате – тогда я уже был тенью, и с меня текла вода Никса. Мне сказали, что на башню какой-то тал поднимал бочку с солью. Ветхая веревка порвалась, и бочка упала на твоего покорного слугу. Не успел я и слова сказать, как меня уложили на телегу и повезли на рынок душ. Все произошло очень неожиданно. – Кон вздохнул. – А ты?

Я помолчал, по привычке прикидывая, какую бы ложь изобрести сегодня, но что-то во взгляде Кона заставило меня выбрать правду. Его глаза были честными, словно у щенка. Я вдруг обнаружил, что мне легко ему довериться – и это было приятно.

– Я вор, притом отменный. Прибыл в Аракс поработать, но банда душекрадов перерезала мне глотку. Да уж, все это было очень неожиданно. Я возлагал большие надежды на это путешествие.

– Ты из Красса.

– Да. Из Таймара – местечка между горами и морем.

– Тогда зачем ты приехал сюда, в Арк? Не было работы на родине?

Я помедлил с ответом; моя рука бесцельно провела по вазе, стоящей на пьедестале. Холод, исходивший от меня, заставил ее поверхность затуманиться.

– Для меня – нет.

– Ч…

Несколькими этажами ниже лязгнула ручка тяжелой двери, и лестница вдруг стала ярко-зеленой: свет ламп смешивался со свечением призраков. Глаза Кона расширились так, что мне показалось, будто они вот-вот лопнут.

Я уже мчал к соседнему коридору.

– Сюда!

Кон заковылял вслед за мной. В коридоре стояли полки с посудой и горшками, но ни одного алькова и ни одного шкафа – только маленькая ниша для старых балахонов. Звякнули задетые нами крюки. Мы попытались прикрыть наше свечение кусками ткани, и уже во второй раз за ночь я притворился, что задерживаю дыхание, и прислушался к шарканью сапог и еле слышным шагам многочисленных мертвецов.

Сегодня их было больше – и охранников, и призраков, – по крайней мере, так сказали мне мои уши. От этого мое любопытство разгорелось еще сильнее. Если нужно больше призраков, то почему не выбрали меня? Значит, они сами виноваты в том, что мне пришлось пробираться сюда тайком. По крайней мере, так я говорил себе, чтобы унять кипевшую во мне ревность.

Охранник зашел в коридор, размахивая латунной лампой, в которой горело масло. К счастью, особой тщательностью он не отличался и, сделав пять шагов, решил прекратить осмотр и вернулся обратно на лестницу.

Мы с Коном, стоя лицом к лицу, прождали целую вечность; я тоже изогнулся, чтобы мы оба поместились в узком пространстве.

– Кажется, пора, – сказал я, когда мне надоел его пустой взгляд. Даже для призрака юноша был довольно бездушным.

Кон снова пожал плечами.

– Ладно.

Зачем ему эта вылазка, если не считать возможности побыть в моем обществе? Кажется, он был больше напуган, чем взволнован. На моем лице, несомненно, было то же самое бесстрастное выражение, которое нравилось мне при жизни. Я не мог проверить это, посмотрев на свое отражение, но бесшумно красться по темным башням я умел, и снова заняться этим делом было приятно.

Вернувшись на лестницу, мы стали переходить из одного столба лунного света в другой. Один этаж сменялся другим. На нижних этажах светили лампы, но я увидел там лишь горстку охранников. Они патрулировали парами внутренний дворик, и мы зависли на лестнице у первого этажа, наблюдая за их перемещениями. Нам нужно было сделать только одно: выбрать момент и бегом пересечь выложенный мраморными плитами двор. Я не отрывал взгляда от высоких треугольных дверей подвалов в его противоположной части.

Когда нам представилась возможность, мы устремились вниз по лестнице. Кон двигался медленнее меня и старался прятаться в тени. Он был все еще свежим призраком, благослови его мертвые боги, и не понимал, что призраки менее заметны в ярком свете, особенно в оранжевом сиянии горящей ворвани. С каждым шагом Кон все больше отставал: когда я прижал ладони к дверям погреба и чуть приоткрыл одну из них, Кон пробежал лишь половину пути. По залу, рикошетя от стен, полетел крик. Кон застыл, как сделал бы на его месте любой человек, чувствующий свою вину, и именно в этот миг я решил действовать и нырнул за дверь. Кон, широко раскрыв глаза, умоляюще посмотрел на меня, после чего я с тихим щелчком захлопнул дверь и без колебаний помчался по крученой лестнице – темной, без единой лампы.

Если твое ремесло состоит в том, чтобы забирать ценности, которые хранятся под замком, чувство вины похоже на плесень. Оно – либо гриб, который медленно погибает от нехватки пищи, либо гниль, которая превращается в дикого зверя и пожирает тебя. Все зависит от того, как ты его кормишь. Когда я добрался до нижней площадки лестницы, где воздух был прохладным и тяжелым от пыли, про Кона я уже совсем забыл.

Донесшийся откуда-то сверху грохот заставил меня еще быстрее бежать вниз по наклонному коридору. Он привел меня в темную, пыльную комнату, в которой, если не считать меня самого, был только один источник света – масляная лампа где-то вдали, посреди моря из бочек. Я пошел между бочками, проводя кончиками пальцев по киркам, молотам и гнутым гвоздям. Все было покрыто каменной пылью и мокрым песком.

Я почувствовал, что задыхаюсь – несмотря на то что у меня не было легких, а частицы свободно пролетали сквозь мое тело.

Я знал, что медлить нельзя. За бочками, инструментами и одинокой лампой оказалась вырубленная в камне арка, за которой начинался темный тоннель, усиленный крепкими столбами и балками. Пол здесь определенно был покатым. Мне показалось, что я уже глубоко под землей. Здесь не было ни одной лампы. Исходивший от моей кожи свет придавал стенам зловещее сияние; темнота и неизвестность пугали.

Выход из тоннеля был похож на черную раскрытую пасть. Я встал у его края и нашел деревянные мостки, уходящие