Н. всего-то навсего дал ему номер мобильника Соледад, а на следующий день стали известны ее подлинное имя, адрес, более того – стала известна ее звездная карьера. Это казалось чудом, как в боевике про спецслужбы, но чудом только для Н. – данные Соледад имелись в базе данных оператора мобильной связи ее города и были извлечены оттуда мальчиком-компьютерщиком без особых проблем, а подлинное имя введено было в обычный поисковик.

Услышав про «хрустальный голос России», Н. помрачнел.

– Да хватит вам, – безнадежно сказал он. – На хрена я ей сдался?..

– Любишь?

– Да…

– Спала с тобой?

– Да…

– Ну, значит, вожжа ей под хвост попала. Это дело поправимое. Сейчас выясним, куда она подевалась. Если не в морге, то все еще впереди.

– Не надо… – обреченно попросил Н.

– А что надо? К Сэнсею твоему возвращаться надо? Балда ты. Начал жить по-мужски – вот и продолжай в том же духе. Ты пойми – Бог сотворил мужчину и женщину. Когда мужчина любит женщину и хочет быть с ней всегда – это по-божески. Этого нужно добиваться. Вот и вся наука. Ладно, иди в музей и жди меня там. Тут и без тебя забот полон рот.

Н. вышел из кабинета.

Сотрудники фирмы уже знали, что он каким-то сверхъестественным образом спас от смерти хозяина. Перед ним расступались. А он думал: что же рассказал им хозяин после той ночи, когда на третьей бутылке началась совсем уж лишняя откровенность?

Н. видел, что мужик не из трепливых, и все же безумно боялся.

Он и верил, и не верил хозяину. Мало что спьяну наобещает такая вот широкая и щедрая душа? Вряд ли хозяин был трезв, затевая в своем особняке фонвизинский музей. Просто баловался, развлекался, так отчего бы не развлечься, пообещав кавалеру-гиду, живущему в каморке без окон, невесту – хрустальный голос России?

Все яснее Н. понимал, что нужно уходить. Иначе два дня спустя хозяину будет неловко глядеть на «экстрасенса», и музей закроется очень быстро.

Н. был готов к выходу на трассу. Впереди была долгая дорога домой, к матери. Он хотел еще заглянуть к Бульдожке и отдать ей хотя бы треть заработанных денег. Остальное – матери на зиму… да и самому, наверно, лучше там остаться…

Дело в том, что в последние дни Н. все чаще ощущал свое сердце.

Не то чтоб ему было совсем плохо… нет, он еще не помирал, в обморок не грохался…

Просто сердце говорило: я у тебя есть, и мне больно.

Н. уселся в гостиной своего музея, взял было книжку, а читать не смог. Нужно было расставаться с той Соледад, которая жила в памяти, нужно было как-то ее оттуда выпихнуть. Не сбылось – и что же? Много чего в жизни не сбылось.

Но память подсунула совсем неподходящее – тот поцелуй новогодней ночью, в лесу посреди Большого Города. Тогда он еще не любил ее, он баловался – некому было любить эту женщину, мужчина еще не проснулся, одна только мужская плоть. Если бы можно было повторить, все было бы не так… ведь и она его целовала, и она его ласкала, что-то же соединяло их!..

Запищал спрятанный в спальне телефон. Секретарша вызывала Н. к боссу.

– Слушай, – сказал хозяин. – Ребята прокачали ее последние звонки, а потом совсем обнаглели – позвонили директору филармонии. Он раскололся. Твоя зазноба, можно сказать, в трех шагах от нас! И пробудет там дня четыре, не меньше! Рванем?

– Как рванем? – Н. смотрел на веселое, возбужденное лицо хозяина и не верил своим ушам.

– А так – на машине. Я ж тебе говорю: директор филармонии раскололся. Он ей какие-то договоры в папочке дал, чтобы занесла на телестудию. Тогда мои орлы догадались – позвонили на телестудию, представились журналистами, сказали, что хотят пересечься там с хрустальным голосом России. Секретарша и доложила, когда этот твой голос приедет с документами. Все просто, как два пальца об асфальт! Иди, собирайся!

Это был приказ.

Хозяин честно и даже радостно возмещал долг. Н. редко сталкивался с такими мужиками и, возможно, даже не знал их вообще. Их система ценностей до сих пор была ему непонятна – после бурной молодости сидят в каких-то кабинетах, руководят людьми, делают деньги, а дальше что? Еще одна ступенька, мебель в кабинете подороже, подчиненных побольше, к деньгам лишний нулик прибавляется?

О том, что у такого постаревшего задиры и шалопая, способного открыть у себя в офисном особняке не лезущий ни в какие ворота фонвизинский музей, есть в душе аптекарские весы с двумя чашками, у каждой чашки – носик, при равновесии носики соприкасаются, словно в поцелуе, и на этих весах жизнь и любовь равны, Н. раньше не знал. И не мог поверить, что нашелся на свете человек, приравнявший свою жизнь к любви другого человека, уж больно это было странно.

И все же он позволил себя уговорить. Не имея ни малейшей надежды на успех, рано утром, затемно, он сел в машину (за рулем был приятель, охранник Руслан, рядом с Русланом – хозяин, сзади, возле Н. – сумка с припасами) и поехал, сам не ведая куда.

Он смотрел в окно, почти не прислушиваясь к разговору хозяина с Русланом, и наконец задремал.

В половине двенадцатого хозяин разбудил его, шлепая по плечу сложенным во много раз планом города.

– Вставай, приехали!

– Куда? – сонно спросил Н.

– Куда надо. Руслан, тут, кажется, направо и до вокзала, а от вокзала уже проще.

Оказалось – не так уж просто, и хозяин ворчал, что время поджимает. Без четверти двенадцать они подъехали к сомнительному шедевру градостроительства, больше всего напоминавшему мятую жестяную банку из-под пива. Телестудия снимала там шесть этажей. Вокруг банки было гектара два автостоянки, казалось бы, места хватит всем, но сразу поставить машину не удалось.

Хозяин вошел в фойе первым, Руслан – следом, за ними – Н. Он не любил таких мест, он чувствовал себя среди ухоженных мужчин в мужских деловых костюмах и красивых женщин в женских деловых костюмах совершеннейшим поросенком, вывалявшимся в грязной соломе и сдуру заскочившим в человечье жилье. Ожидание грязной метлы, которой вот-вот погонят обратно на двор, было в Н. неистребимо.

Хозяин обернулся.

– Вот только попробуй! – нехорошим голосом предупредил он. – Поймаю и за шкирку понесу, как кота-засранца.

Как он понял, что Н. собрался сбежать, было уму непостижимо.

Руслан, товарищ сообразительный, встал так, чтобы бегство для Н. стало совершенно невозможным.

– Ты мужчина или не мужчина? – тихо спросил хозяин. – А раз мужчина, то добывай свою женщину хоть как. Про хрустальные венцы плакался? Ну и вот, соответствуй.

Н. ужаснулся – и про это рассказал?! Хорошо же его хозяин напоил… Но отступать действительно было некуда.

Но что можно сказать женщине, которая перестала отвечать на письма и эсэмэски? Спросить: что случилось? И получить ответ: некогда было? Стоило ради такой содержательной беседы ехать за тридевять земель!