— Катя! — Зоя вернулась на кухню и тихо присела на стул рядом с Катей.

— 13 июня у моей Милки день рождения, — сказала Катя. — Я пришла к тебе на следующий день, 14 июня, долго звонила тебе, а ты еще не открывала, помнишь? Я тогда очень испугалась за тебя, думала, что ты с собой что-то сделала… Мысль еще такая нехорошая промелькнула, что вот тринадцатого Милка родилась, а четырнадцатого ты… Ну, сама понимаешь. Знаешь, когда на душе тревожно, когда чувствуешь, что с близким человеком беда, то в голову почему-то лезут самые страшные мысли, заползают в тебя, как змеи… Я уж не знаю, насколько доверительными были отношения между твоим Павлом и Власовым, но его поведение в тот вечер… Может, я что-то, конечно, путаю, но Павел тогда вместо того, чтобы провести с тобой вечер, чтобы поговорить о вашей совместной жизни, ведь ты сказала ему, что ждешь ребенка… Он пришел к тебе, словно отметился, ты еще сказала что-то про алиби… О какой-то рубашке… Что ты тогда хотела мне сказать, но так и не сказала?

— Катя, он пришел ко мне, чтобы вымыться и переодеться… Я видела, как он замывал рубашку, вода была красной… Потом он надел на себя мокрую рубашку, сказал что вспотел, еще сказал, что испачкал ее в краске, а затем снял с себя и швырнул на пол, сказал, что я могу пустить ее на тряпку. Попросил меня дать сухую рубашку, и я дала ему тенниску Стаса.

— И что ты подумала тогда?

— Я сразу поняла, что это кровь, у него манжеты были забрызганы… Я подумала, что он с кем-то подрался. Я в первые минуты так и решила, что у него плохое настроение потому, что он с кем-то поссорился и подрался… А потом, как ты говоришь, в голову полезли страшные мысли… Я тоже детективы читаю, кино смотрю… Тогда-то мне и пришла мысль об алиби. Что, если он сделал что-то… убил кого-то… и пришел ко мне именно за алиби. Тем более что он сказал тогда: если кто спросит, скажешь, что я был у тебя весь день и до утра.

— И ты мне ничего не рассказала?

— Во-первых, я испугалась, а во-вторых, подумала о том, что он меня не воспринимает всерьез, что считает дурой бестолковой, готовой для него на все… поэтому даже не потрудился, как бы это сказать… разыграть любовь, как-то подмаслить меня, чтобы убедиться в том, что я сделаю все так, как он хочет.

— Или же, он был недостаточно напуган, чтобы поговорить с тобой серьезно, — заметила Катя. — Как если бы это преступление совершил не он, и он просто на всякий случай предупредил тебя, попросил обеспечить ему алиби.

— Да они оба — Власов и Павел — настолько чувствовали себя безнаказанными, что были просто уверены в том, что им все сойдет с рук, — сказала Зоя. — Катя, неужели они убили эту девочку?

— По датам все сходится. Она пропала, а Павел в этот же день пришел к тебе в окровавленной рубашке.

— Да, я понимаю… Но если это они с Власовым убили девочку, Лику, то зачем закопали в таком странном месте?

— Зоя… Постой… А может, он нарочно подкинул тебе эту рубашку? Вот представь себе, они с Власовым совершают преступление. Как обычно действуют убийцы? Стараются подставить кого-то вместо себя. Что было бы, если бы в милицию, к примеру, позвонили и сказали, что совершено убийство и что сделал это… твой Стас!

— Но почему именно Стас?

— Да потому что он стоял между Павлом и тобой. И если бы Стаса арестовали, а в вашей квартире нашли бы рубашку с кровью убитой девочки, то ты осталась бы одна…

— Катя, ты точно романов начиталась. Стас нам не мешал. Он вообще ни при чем. Это если бы Павел был сильно влюблен в меня, тогда еще можно было бы предположить… А так… Нет, просто убийство было совершено здесь, в Абрамово. Труп вывозить из деревни было опасно, и они решили закопать его где-то поблизости, чтобы побыстрее, а место это выбрали потому, что там мягкая, песчаная почва, понимаешь?

— Почему он не переоделся у Власова? У него там наверняка была своя комната, ведь он постоянно находился рядом с Власовым.

— Если представить себе, что убийство было совершено в доме Власова, то, как ты думаешь, что они должны были сделать в первую очередь?

— Избавиться от трупа.

— Вот именно! Им было не до рубашки. Ясное дело, Власов приказал Павлу отвезти труп и закопать в лесу. А Павел не посмел ему сказать, мол, подожди, я переоденусь… Время было дорого. Он погрузил труп в машину и повез, а когда проезжал по дороге, вдоль обрыва, к лесу, то вспомнил об этом выступе, вроде бы такое место, площадка, где никто никогда ничего не найдет…

— Они просто не местные, понимаешь? Власов построил здесь дом, а до этого он жил в городе, как и Павел, вот почему Павел не знал, что это место как раз-таки очень даже известное, я сама сколько раз видела, когда бывала на пляже, что там устраивались влюбленные парочки. И это просто удивительно, что никто не обратил внимания на могилу, на свежую землю…

— Значит, в то лето там просто никто не побывал, может, было жарко… Да мало ли! А потом это место поросло травой… И все-таки, зачем он поехал к тебе?

— Знаешь, если они с Власовым действительно в тот день совершили убийство, то Павлу уж точно было не до меня. Какой ребенок, какая женитьба, когда нужно спасать свою шкуру! Но, если бы он ко мне не приехал, то я бы, к примеру, звонила ему, искала бы с ним встречи, могла бы предположить, что он не приехал ко мне потому, что с ним что-то случилось. Ну, знаешь, как ведут себя женщины, которые не хотят верить, что их бросили. Особенно, как в моем случае, когда я накрыла на стол и ждала от него предложения руки и сердца! Стала бы обзванивать больницы, морги, подняла бы шум вокруг него, даже караулила бы его возле мэрии или дома Власова, здесь, в Абрамово… Поэтому он решил все-таки заехать ко мне, как бы отметиться, а поскольку нервы его были на пределе, он и не знал, как ему себя со мной вести…

— Зоя, брось ты его оправдывать…

— Да я и не оправдываю вовсе, просто я пытаюсь его понять!

— А я думаю, что ты должна бога благодарить за то, что вы с Павлом расстались. И что к тебе никто не пришел по его душу, что его не искали, и что ты избавилась от его рубашки!

Зоя покачала головой:

— Рубашка у меня! Я спрятала ее!

Катя зачем-то перекрестилась.

— Оксана Дмитриевна, голубушка, не изводите себя… И не надо никому больше звонить, всех уже обзвонили, всех о похоронах известили…

В гостиной было сумрачно, за окнами шел дождь, на столе стояла большая ваза с гладиолусами, большое прямоугольное зеркало в золоченой раме закрыто черным крепом.

Оксана Дмитриевна, в черной кофте, в черной юбке и с черной лентой на голове, сидела в кресле-качалке, сжав в кулачке мужской носовой платок, и тихонько поскуливала.

Люба, со свойственной ей энергией и целеустремленностью, двигалась по большому дому хоть и быстро, ловко, но очень тихо, как того требовал траур в доме.