– Если на тот момент она была в сознании, то вряд ли. Хотя страх, надо признаться, порой толкает людей на чудовищные поступки… Однако в данном случае никакого сомнения быть не может. Марни была там одна, и нашли ее лежащей без чувств. Помню, мне рассказывали, что она открыла глаза только дома, когда ее уже в постель уложили. Бедное дитя! Совершенно измоталась от пережитого ужаса. – Она смотрела на Анну прямо и очень по-дружески. – Я ответила на твой вопрос?

– Да… наверное… – Анна улыбнулась в ответ.

Она в самом деле чувствовало удовлетворение.

Сцилле не терпелось услышать продолжение истории.

– Ну ты даешь, Анна, – сказала она и дружески потрепала ее по ноге. – Хватит странные вопросы задавать, дай до конца дослушать! Джилли, так что потом было? Когда Марни выросла? – Тут она запнулась на полуслове, ее глаза округлились: – Ой, а где она теперь? Марни? Ей сейчас, наверное, лет уже сколько вам… то есть я вовсе не говорю, что вы старая…

Взрослые рассмеялись, а Джилли заявила, что за разговором о прошлом сбросила самое меньшее половину прожитых лет. Потом добавила уже серьезнее:

– Разве я не сказала? Марни скончалась несколько лет назад; другое дело, что я еще раньше совсем потеряла с ней связь… Ума не приложу, что бы еще вам о ней рассказать? Она вышла замуж за Эдварда, у них вскоре родилась дочь, семья переехала в Нортумбрию… Несколько лет после этого мы не виделись с нею. Мы встретились лишь после войны, когда Эдварда уже не стало.

Все примолкли, разочарованные и слегка опечаленные. Потом Джейн спросила:

– А с дочкой Марни что сталось?

История оказалась довольно печальной. Девочке было всего лет пять или шесть, когда разразилась Вторая мировая война. Малышку сразу отослали в Америку – подальше от бомбежек. Вернулась она оттуда тринадцатилетним подростком, и мать едва узнала ее – повзрослевшую, своевольную, независимую. А еще было похоже – она так и не простила матери, что та ее отослала. Пусть даже и ради ее блага.

Джилли грустно покачала головой:

– Они так и не стали снова близки. А ведь Марни так предвкушала ее возвращение… Эсме, так звали девочку, ей говорила: «Ну и что я могу поделать, если я вас не люблю? Я что, обязана вас любить просто оттого, что вы – моя мать? Если на то пошло, матерью вы мне никогда и не были…» Ужасно жестокие слова, но толика правды, как ни крути, в них была. Видите ли, Марни пыталась быть ей хорошей матерью, она этого очень хотела… но, думается мне, она просто этого не умела. Она сама провела очень одинокое детство, постоянно чувствуя себя всеми брошенной… Тогда она дала себе слово, что у ее собственного ребенка непременно будет все то, чего ей самой не хватало. А что в итоге? Муж погиб, девочку увезли прочь на целых шесть лет, лишив того, в чем она больше всего нуждалась, – родительской любви…

Она вдруг примолкла и посмотрела на Анну. Затем торопливо продолжила:

– Так вот, Эсме сбежала из дому и немедленно вышла замуж, как только достигла совершеннолетия. Даже матери ничего не сказала… Я и говорю – очень грустная история.

Джейн хмуро разглядывала ковер.

– Так кто же во всем виноват? – спросила она.

– Трудно сказать. Чем дольше живешь, тем труднее становится вот так ткнуть пальцем и заявить: в этом виноват он, а в этом – кто-то другой. Уж простите мне мою высокопарность, но с высоты прожитых лет картина становится очень сложной… Все оказываются понемногу виновны, а конкретно – вроде как и никто… Поди пойми, где именно коренится несчастье!

– Вы хотите сказать, – проговорила Джейн, – что Марни в детстве мало любили и поэтому она сама не сумела стать любящей матерью, когда пришел ее черед?

– Да, вроде того. Когда тебя любят, становится легче расти и взрослеть. А Марни в каком-то смысле так и не повзрослела.

Джейн повернулась к матери:

– Раз так, Роли-Поли у нас получается сущим старичком… верно, мама?

Все дружно расхохотались. Потом Сцилла спросила:

– А что случилось с Эсме?

Джилли рассказала о замужестве дочери Марни. Она сошлась с симпатичным парнем, черноволосым и темноглазым, одна беда – тот был слишком молод и не приучен к ответственности. Брак у них не задался, несмотря даже на рождение ребенка, а ведь Марни очень надеялась, что с его появлением все может измениться… Вскоре все завершилось разводом. Потом Эсме вновь вышла замуж, и некоторое время вправду казалось, что жизнь у нее стала налаживаться.

– Но все-таки не наладилась? – спросила миссис Линдсей.

Джилли покачала головой.

– Там целая трагедия приключилась… Еще медовый месяц не кончился, когда молодожены попали в ужасную аварию и погибли.

Анна ощутила, как дрогнули колени миссис Линдсей у нее за спиной. Она обернулась и прошептала:

– Вот так так… Моя мама тоже на машине разбилась!

– Я знаю, – прошептала в ответ миссис Линдсей. – Мне твоя тетушка рассказала. – Она ласково обняла Анну, привлекая девочку к себе, и спросила поверх ее головы: – Джилли, а как звали дочку Эсме?

– Ее назвали Марианной, – ответила та. – В честь прабабушки. Марни так обрадовалась! Да и само по себе имя красивое. С каким-то испанским отзвуком… очень нравилось отцу.

Анна с улыбкой обернулась к миссис Линдсей, словно желая сказать: «Ну, это уж точно не обо мне!» Но миссис Линдсей на нее не смотрела. Она присматривалась к Джилли, беседовавшей со Сциллой и Джейн.

– Марни очень любила малышку, – рассказывала Джилли. – Понимаете, на нее легла вся забота о ней, еще когда распалась первая семья дочери. Девочка принадлежала ей едва ли не больше, чем Эсме. Думаю даже, Марни видела в ней свой второй шанс. Она собиралась в лепешку расшибиться, но вырастить ее как следует!

– И как? – хором спросили сестры. – Получилось?

Джилли тихо ответила:

– На самом деле вторым шансом воспользоваться она не смогла. После гибели Эсме и ее нового мужа она так и не оправилась… Она тяжело заболела и в тот же год сошла в могилу. Я в то время была за границей, так что для меня след затерялся. Я написала на их адрес в Нортумбрии, но ответа не получила. Вернувшись в Барнэм, я начала расспросы, но к тому времени здесь никто уже ничего не знал о семье, ведь они съехали так давно. Да и кто они были для местных? Чужаки, жившие в одном из особняков… – Ее голос прервался. Сцилла хлюпала носом. – Только не надо слишком грустить, дорогие мои, – сказала Джилли. – Все это случилось так давно…

– Насколько давно? – быстро спросила миссис Линдсей.

Джилли подсчитала на пальцах:

– Лет шесть или семь назад, я полагаю.

– А что случилось с сироткой? – спросила Джейн. – Терпеть не могу истории, которые кончаются не пойми чем!

За спиной Анны произошло неожиданное движение. Девочка обернулась и увидела, что миссис Линдсей выпрямилась на стуле. Ее глаза сияли, она широко улыбалась.